– После того как ты это спросил, заболело абсолютно все. И мысли запутались в узел. А еще дыхание останавливается.
– Вообще-то я серьезно.
– Я тоже. Карат, я… я боюсь… Я очень боюсь… Лучше умереть, чем такое…
Девочка повернулась, уставившись в сторону бесновавшихся на удаляющемся берегу мертвяков. Стекла темных очков скрывали ее глаза, но Карат не сомневался, что страха в них хватает.
Оставил весла в покое, уперся ладонями в колени, стиснул зубы, решая непростую задачу. Впрочем, ответ настолько очевиден, что долго размышлять не пришлось.
– Как-то нехорошо получается. Я представился, а кто ты, до сих пор не знаю. В Улье с этим вопросом все очень строго.
Девочка ответила без колебаний:
– Диана, четырнадцать лет. То есть пятнадцать. Ну, то есть почти пятнадцать.
– А выглядишь на тринадцать.
– Преувеличиваешь.
– Разве что чуть-чуть.
– Я еще вырасту.
– Не сомневаюсь. Имя настоящее?
– А какое же еще? Показать ученический билет?
– Верю. А ученический лучше порви.
– Зачем?
– Тут он тебе точно не пригодится. Да и нехорошо, если другие узнают о настоящем имени.
– Настоящем имени?
– Ну да, тут почти все суеверные до смешного, из-за этого нового человека приходится как бы крестить по обычаю Улья. Вот так я и стал Каратом. С женщинами проще, ведь их меньше, у них вроде льготы, могут сами себе новые имена выбирать. Потому Наташек и Машек не увидишь, сплошь всякая экзотика, часто до уморительного доходит, как только не извращаются при выборе – тут тебе и Шахерезады, и Нефертити, а уж Клеопатры и Мессалины стаями бродят.
– Я не суеверная.