Он нахмурился, а затем понимающе хмыкнул.
— По-твоему, это смешно, Брюс Уэйн?
— Ты мне не веришь.
— А ты мне не помогаешь.
— Тебе не приходило в голову, что после смерти родителей я мог сменить имя?
По стене сомнений побежала первая трещинка.
— Доун, ты хоть на секунду задумалась, как тяжело мне было слышать свое имя? В общем, попробуй еще разок, только на этот раз поищи на имя «Дестри».
Прежде чем Доун успела сгореть от стыда, Мэтт уже смотрел на нее с прежним вожделением, как будто ее подозрения ровным счетом ничего не меняли. Хотя, кто его знает, возможно, его история — всего лишь очередной урок на тему «ничего не принимай на веру», и ее скептицизм только радует детектива.
Кончиками пальцев он коснулся ее скулы, чуть повернул ее лицо и начал с нежным вниманием рассматривать заклеенную пластырем щеку. Теплое дыхание слегка шевелило волосы.
— Ерунда. Переживу как-нибудь, — сказала Доун.
— Убил бы эту тварь. Куда он делся, не знаешь?
— Пока еще нет. А у тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?
— Нет. — Другой рукой Мэтт гладил ее висок. Кончики пальцев скользили по лицу, словно он составлял карту ее жизни по вехам давно заживших порезов и царапин. Добравшись до сережки-луны, он немного помедлил, а потом коснулся губ Доун.
У девушки подгибались коленки. В поисках опоры она потянулась к Мэтту левой рукой, и только тогда заметила, что все еще сжимает револьвер.
— Рядом со мной это тебе никогда не понадобится, — прошептал Лониган.
Он мягко разжал ей пальцы и убрал револьвер в карман ее куртки.
В голове Доун роились фантазии, заставляя сердце биться гулко и сильно. После того, что случилось с Кико, хотелось ощутить человеческое тепло, убедиться, что жизнь продолжается. Ощущение близости мужского тела затягивало, помогало отрешиться от всех забот — пусть даже на секунду.
— Больше никто не причинит тебе зла, Доун. Я об этом позабочусь, — сказал Мэтт. — Ты мне веришь?
Ей хотелось ответить «да», но привычка — вторая натура. Всю жизнь она полагалась только на себя, и сама заботилась о других — о Фрэнке, например. Доверие давалось ей с трудом.
— А почему я должна доверять тебе, а не Лимпету? — спросила она.