Начало

– Если бы не видел сам, то не поверил бы. А меня, Ермак, так стрелять научишь?

Я во весь голос расхохотался:

– Тимоха, мы же с тобой теперь одно целое: я – это ты, а ты – это я. Можешь для себя считать, что так стрелять ты уже научился. Но многому другому действительно придется учиться. Все. Пошли на холм перед спуском, там засаду делать будем. Жаль, что патронов только шесть штук осталось, я надеялся еще у этих четверых разжиться, но не судьба.

Поднявшись на холм, с которого спуск к воде и весь берег были как на ладони, я принялся искать место для снайперской позиции и быстро его нашел. Небольшая естественная ямка на вершине холма, два принесенных камня, несколько срезанных и расставленных веток, и позиция готова. Теперь оставалось только ждать.

– Ермак, а ты как в меня попал? И почему тебя Ермаком надо звать, если тебя тоже Тимофеем зовут? А сколько тебе лет? А что такое спецназ?

Вопросы сыпались, как горох из прохудившегося мешка.

– Тимоха, остановись. Слишком много вопросов. Давай по порядку. Как в тебя попал – не знаю. Когда я погиб в своем теле, мне было пятьдесят пять лет. Спецназ – это войска специального назначения, предназначенные для разведки и диверсий. С тобой мы полные тезки, а прозвище у меня, сколько себя помню, было Ермак, потому что род свой я веду от Ермака, который Сибирское ханство для государства Московского завоевал.

– Вот здорово! И мы, как дед рассказывал, свой род от Ермака ведем.

– Это действительно здорово, Тимоха, но теперь тихо: кажется, табун идет. Да, Тимоха, если выживем, ты про меня никому ни слова не говори. Хорошо?

– А почему не говорить, Ермак?

– Такое раздвоение личности считается у врачей серьезным заболеванием. Могут в психиатрическую больницу упечь. Одним словом: в бок ударило, упал с коня, ударился головой и больше ничего не помнишь. А дальше разберемся. Понял, Тимоха?

– Да, Ермак, понял. Ударило, упал и ничего больше не помню. Правда, про какую-то больницу и личности ничего не понял.

– Это не важно, главное первое запомни. И теперь тихо. Хунхузы.

Через прицел карабина я рассматривал приближающийся табун, который сопровождало девять бандитов. На трех заводных лошадях лежали поперек седел три бандита, убитые мной еще у Могильного холма.

«Девять бандитов и шесть патронов. Хреново! – подумал я. – Точнее, не хреново, а пришел ко мне и Тимохе белый и пушистый зверек по имени песец».

Не стал я говорить Тимохе, что вспомнил рассказ своего деда о том, что поселился он в 1946 году в Ермаковской пади после демобилизации по ранению, полученному в боях с японцами из-за того, что на этом месте жили раньше родственники донских Алениных, которые ушли с Дона осваивать Амур и сгинули все. Последним умер Аленин Афанасий Васильевич – георгиевский кавалер, которого на Дону помнили и уважали. Умер он после того, как хунхузы убили его внука Тимофея, до этого убив всех его сыновей. На месте их старого дома, который сгорел во время лихолетья Гражданской войны, дед построил свой дом. В том доме родился мой отец. Из этого дома и я выбежал на последнюю свою зарядку. Вот как оно все завернулось!

Я погладил пальцами правой руки лежащие рядом пять патронов, шестой уже был в стволе карабина. Что ж, еще за шесть мертвых бандитов даю стопроцентную гарантию, а вот с оставшимися тремя как буду справляться – время покажет. Хотя уже сейчас счет в нашу с Тимохой пользу с большим преимуществом: двенадцать – ноль.

А по рассказу деда, в этом набеге хунхузы и Тимоху, и еще двух казачат – видимо, Ромку с Петрухой – убили, и станичный табун успешно увели в Маньчжурию. Казаки тогда ходили за Амур, но табун не смогли отбить. Попали в засаду и еще несколько человек потеряли. А сейчас счет в нашу пользу. Если и погибнем с Тимохой, то о нем будут говорить, как о славном потомке великого Ермака. А трое китайцев точно не смогут табун угнать. Ромка с Петрухой живы, казаков уже подняли, и скоро они здесь будут.

Тем временем трое хунхузов, о чем-то оживленно переговариваясь, верхами начали переправу. Один из них, высокий и мощного телосложения китаец, вел заводным Ворона. Оставшиеся шестеро, рассыпавшись по берегу, начали загонять табун в воду.

Я задержал дыхание, взял на мушку ближайшего ко мне на берегу бандита. «Огонь!» – скомандовал сам себе и нажал на спусковой крючок. Китайца с разбитой головой вынесло из седла. На еще пять выстрелов с перезарядкой мне понадобилось меньше минуты. Что же, патронов больше нет, живых хунхузов на этом берегу тоже больше нет.