Интервенция

Мы с ним находились в роскошном рабочем кабинете коменданта крепости Фэнхуанбао, которая была построена, когда империя Мин взялась за укрепление обороны северо-восточных рубежей Китая. Где-то в середине семнадцатого века уже династия Цин учредила в этих местах город Фэнхуанчэн, через который доставлялась корейская дань Цинам. Через город и крепость шла дорога от Сеула на Мукден, да и до наших позиций на реке Ялу было чуть больше пятидесяти вёрст.

В этой крепости адмирал Алексеев временно разместил свой штаб, чтобы, так сказать, держать руку на пульсе развивающихся событий. А сейчас, поздно вечером, он пригласил меня для приватного разговора.

– Честно говоря, Евгений Иванович, корейский император сейчас находится в затруднительном положении, ему вновь надо выбирать сторону, – я улыбнулся и сделал глоток, слава богу, не адмиральского, а отличного черного чая, чашку с которым держал в руке. – Вы помните, как он хотел провозгласить нейтральный статус Кореи в случае войны России и Японии?

Адмирал кивнул головой и также сделал глоток чая.

– Несмотря на стремления императора Коджона, Япония после оккупации Сеула навязала ему ряд соглашений, согласно которым Корея становилась чуть ли не союзницей Японии в противоборстве с Россией. Так, «Японо-корейский протокол» обязывает договаривающиеся стороны оказывать друг другу взаимную поддержку, и Япония получила право использовать корейскую территорию в качестве базы для военных действий против России, – я поставил чашку на столик. – Первого сентября прошлого года японцы заставили корейского императора издать указ об аннулировании всех договоров между Россией и Кореей и дать предписание его представителю в России Ли Бомчжину выехать из Санкт-Петербурга.

– Я помню эти события, Тимофей Васильевич. Кстати, а почему этот Ли Бомчжин так и не покинул Петербург? – задав вопрос, адмирал пристально посмотрел на меня поверх чашки.

– От императора Коджона через французского представителя в Сеуле виконта Фонтэнэ пришло письмо, в котором он уведомлял Николая Александровича о том, что он как мог сопротивлялся требованию японцев и уступил, убедившись, что дальнейшее сопротивление приведёт к свержению его с престола. Но он по-прежнему всецело предан России и при первой возможности отменит указ, изданный им по принуждению японцев под давлением открытой силы, – улыбаясь, ответил я. – Вам император не писал об этом?

– Нет, не сообщил, но зато от него часто приходили сведения о японских войсках в Корее, включая информацию по кораблям. И, признаться, они были очень точны.

– Евгений Иванович, наш император разрешил Ли Бомчжину и другим членам корейской миссии оставаться в Санкт-Петербурге и выделил необходимые денежные средства на их содержание. Как результат – дипломатическая миссия под руководством Ли стала важнейшим центром по сбору и обработке ценных сведений о военных силах, расположении, передвижениях, действиях и намерениях японской армии в Корее.

– Умный ход со стороны Николая Александровича, да и этот хитрый лис Коджон, как всегда, пытается усидеть не то что на двух, а сразу на трёх стульях, – усмехаясь, адмирал помотал головой.

– Какая-то новая информация? – заинтересованно спросил я.

– От вашего старого знакомого генерала Вогака пришла шифровка, в которой Константин Ипполитович сообщает, что в Пекин тайно прибыло доверенное лицо императора Коджона – Мин Ён Чан. Он племянник покойной корейской императрицы Мёнсон и младший брат начальника корейского Генерального штаба Мин Ён Хвана, – адмирал фыркнул. – Все мозги и язык сломаешь, пока запомнишь и сможешь произнести без ошибки эти имена и фамилии.

Я сочувственно улыбнулся, имея такую же проблему.

– Константин Ипполитович постарается выяснить, о чём договорятся между собой Китай и Корея. И ещё, буквально перед нашей встречей пришло сообщение от генерала Линевича. На него вышел полковник императорской гвардии и флигель-адъютант Коджона некий Ким Ин Су. Заявил, что имеет сообщение ко мне и русскому императору, а его личность может подтвердить военный губернатор и командующий войсками Амурской области генерал-майор Путята Дмитрий Васильевич, – адмирал нахмурился и вновь повертел головой. – Не-е-ет, этот император Коджон тот ещё лис. И нашим, и вашим, и ещё кому-нибудь.

– Евгений Иванович, а что ему остается делать? Японцы, оккупировав корейскую территорию, сразу же ввели на ней военное положение. Жестоким карам подвергаются люди, обвинённые во вреде японским войскам. За полгода войны за порчу железнодорожных путей и телеграфных линий, по имеющимся данным, были осуждены около трехсот корейцев и около сорока из них казнены. Положение императора было шатким. В любой момент его, как и его жену – императрицу Мёнсон, японцы могли убить. Сейчас наши войска заняли Сеул, но если воины микадо из Пхеньяна двинутся на него, боюсь, мы не сможем удержать корейскую столицу. У нас там на настоящий момент сосредоточено меньше двадцати тысяч стрелков и порядка сорока орудий, а японцев больше семидесяти тысяч. Даже если отправим к Сеулу отряд генерала Ренненкампфа, это не очень изменит ситуацию, боюсь, только увеличит потери с нашей стороны. Вот и Коджон понимает это. Если японцы вновь возьмут город, а он останется там, то вряд ли его пощадят.

– Да, ситуация действительно интересная. Если Корея официально объявит войну Японии, то даст Британии повод объявить войну нам в союзе с Японией. Да и армия Кореи курам на смех – десять тысяч более или менее обученных войск, из которых три тысячи – гвардия самого императора. Тьфу!

– Ну, партизанскую войну они могут вести. В провинции Хамгённандо уже четыре месяца действует отряд бывшего губернатора района Кандо Ли Бом Юна. Свой отряд он назвал «Ыйбён», то есть «Армия справедливости». По данным нашей разведки, у него больше тысячи хорошо обученных бойцов, и он постоянно осуществляет нападения на небольшие подразделения японской армии. Ещё один отряд организовал бывший юнкер российского Чугуевского военного училища Хиен Хон Кин. На северо-востоке страны образовалось несколько крупных отрядов из местных охотников. В январе этого года отряд из трехсот охотников почти сутки вёл бой с японским подразделением, высланным против него из гарнизона в Вонсане. В районе Пхеньяна, насколько я знаю, около трёх месяцев немало беспокойства японцам причинял отряд из пятисот солдат, уволенных из корейской армии. В центральных и южных провинциях также действуют небольшие партизанские отряды.

– Это всё так, Тимофей Васильевич, – перебил меня Алексеев. – Только не забывайте, что в Корее также сильно распространены антирусские настроения. Соперничество между Россией и Японией вокруг Кореи воздействовало на сознание корейских подданных. В частности, сказалась активная пропаганда Японией идеи «общности интересов японцев и корейцев» в противостоянии России. При прямом содействии японских властей произошла консолидация прояпонских элементов в «Общество реставрации». Члены общества ведут пропаганду и уверяют, что их целью является сохранение независимости Кореи, поддержание достоинства императорской фамилии, защита безопасности и имущества населения. И народ этому верит. Теперь одни воют с японцами, а другие помогают японской армии, причём вторых значительно больше. По разведданным, на японцев добровольно работало на строительстве железных дорог военного назначения и на перевозке-переноске военных грузов более ста пятидесяти тысяч корейцев. Это мне буквально перед началом нашей операции в Корее доложили. Такая вот интересная статистика. А вы говорите: отряд в тысячу человек, в пятьсот! – Адмирал соединил пальцы обеих рук и, чуть покачиваясь, задумчиво уставился в столешницу.

– Вы думаете, что корейцы будут помогать японцам при обороне Пхеньяна? – спросил я, нарушая тишину.

– Да, Тимофей Васильевич, есть такое опасение, – задумчиво произнёс генерал-губернатор, продолжая смотреть в столешницу.