Туда, где слышались хриплые крики и визги. Какие-то совсем уж нечеловеческие… свинью там, что ли, режут?
Маша ничего не слышала. Лежала молча, и Ваня этому даже был рад. Ей ведь так не больно, правда? Лучше, чтобы не болело…
Он и сам не понимал, что бормочет под нос:
– Сестренка, ты потерпи… ты только дождись, сестренка…
Фельдшер себя ждать не заставил. Почти прибежал… Ваня его помнил еще с тех времен, когда в доме появилась Маша. Опустился на колени рядом с телом, профессионально отодвинул Ваню чуть в сторону и сунул ему в руки большой фонарь.
– Свети!
Рядом, со вторым фонарем в руках, застыл Петя. А фельдшер осматривал рану, что-то делал… и Ваня понял, что все будет хорошо, когда звякнули инструменты. Какие-то… он бы и под угрозой жизни не смог понять, что делают с его сестрой, но он видел, что фельдшер спокоен. Не так бывает, когда умирает пациент…
Нет, не так.
Маша выживет?
Правда?
Он будет светить, чтобы фельдшер все видел, и Маша выживет! Обязательно! Она ведь будет жива, правда? Пока он не отпустит фонарь…
Глупо?
Смешно?
Пусть так. Но пальцы Вани закостенели на металлической рукояти. И когда ему что-то сказали, он даже не сразу понял, что именно.
А всего-то и надо было – погрузить Машу в коляску, уже можно, теперь это более-менее безопасно, и везти домой. А уж там заниматься всерьез, вытаскивать пулю, промывать рану и прочее… Но это – там. А здесь уже все сделано, ее можно будет довезти до дома без опаски. Что еще надо?
Ничего.
Откуда-то принесли дверь, на нее осторожно переложили Машу и понесли. И грузили ее так же осторожно.
Ваня не смог поехать с сестрой – места не было. Поехал Петя, втиснулся кое-как. А Ваня остался.
В голове было пусть и холодно. Мысли словно пеплом присыпали. Но одно он должен был сделать, точно…
Шаг, второй…