Предотвратить не успели, только задержать.
Мария Ивановна ранена. Насколько тяжело – пока неизвестно, пулю точно извлекать надо.
Госпожа… дама, которая на нее покушалась, тоже задержана. Что с ней дальше будет – решит, надо полагать, суд.
В остальном тишина и порядок, ждем распоряжений генерал-губернатора.
Благовещенский кивнул и отправился на встречу со своей судьбой. Сначала – не в силу каких-то чувств, просто до нее было ближе – к госпоже Храмовой.
Маша лежала на земле.
Бледная словно мел, такая бледная, что брови и ресницы казались черными полукружьями, резко перечеркнувшими меловое лицо. А над ней колдовал фельдшер.
– Она…
– Должна выжить. Молодая, сильная, да и меня вовремя позвали, – тот даже головы не повернул, просто дал ответ. – Хотя как повезет, конечно.
Благовещенский выдохнул. Если у мага земли есть хоть один шанс – он выживет. Связь Марии с землей такова, что ей даруется и плодовитость, и стойкость. У кошки девять жизней? Ну так у мага земли их девяносто девять!
А что же…
Когда он увидел Дарью, сердце екнуло. Пропустило удар, а потом как-то обреченно трепыхнулось в груди.
Все.
Конец.
Его жены не было. Было полубезумное чудовище, которое с идиотским смехом поливало всех присутствующих грязной бранью. И ни проблеска мысли в голубых глазах. Ни искры разума.
Ничего.
Не человек – животное в плену, только и разницы, что говорящее…
Он и не такое на войне видел.
– Даша…
Но ответом ему был тот же полубезумный смех. И что-то подсказывало – это не вылечишь. Это насовсем. Господи, да за что ж это?!