Вор поневоле

22
18
20
22
24
26
28
30

— Скучный ты! Нет, ну правда! Всё очень просто… Враг бежит издалека, хочет на меня напасть, тут замечает мои уши, что его сбивает с толку, после чего его можно вполне спокойно добить. Сбитый с толку, растерявшийся враг — это мёртвый враг. Все древние стратеги и тактики писали: ошеломить врага — значит его победить.

— Так ты что, правда книги читаешь?

— Конечно! Если найду в рюкзаке у какого неудачника книгу, так её потом до дыр зачитать могу. К сожалению, местные путешественники с собой книг почти не носят. Вот и редко перепадает такое удовольствие. У тебя, кстати, есть что-нибудь почитать?

— Энциклопедия травника и азы каллиграфии разве что.

— Нет, это неинтересно. Все нужные и полезные для меня травы я и так знаю. Тяги к каллиграфии совершенно не испытываю, с раннего детства не люблю писать. А художественной литературы у тебя нет? Особенно про Тарзана чего-нибудь?

— А почему именно про Тарзана?

— Так он ведь, как и я, сам научился читать, так что он мой кумир. Говорить его, кстати, потом научили, а мне с этим делом вообще труба. Горло троллей просто не предназначено для произнесения членораздельной речи. Потому и получается один сплошной рык. Мне вообще-то чрезвычайно интересно, каким таким образом ты начал меня понимать?

— Особое умение. Но если хочешь, я могу послужить тебе переводчиком. Кроме того, ты можешь объясняться языком жестов. Есть же целый язык глухонемых. Пусть таких персонажей не так много, но всё же больше, чем тех, кто сможет понять твою речь.

— Хм… Твоя правда! Это имеет смысл. Только боюсь, когда я подойду к городу, на меня набросятся все стражники и прибьют к чертям собачьим несмотря на то, что я там буду жестами показывать. А если я ещё перепутаю и покажу что-то неприличное…

— А вот в этом случае как раз шанс есть. Это их введёт в ступор, и сразу же бросаться на тебя с оружием не станут.

— Интересная мысль… Но лучше бы мне какой-нибудь смокинг… Эх, мечта…

— Почему смокинг? — выпал я опять в осадок.

Тролль мечтательно, с придыханием, растягивая слова, начал рассказывать.

— Представь: стоят охранники на воротах, долго стоят, притомились уже. Надоело им всё. И тут из леса выхожу я. В чёрном смокинге, белой рубашечке, чёрной бабочке, чёрных лаковых туфлях, непременно с тростью в руке и в чёрном невысоком цилиндре. А проходя мимо них, подбирающих с полу свои челюсти, небрежно им киваю и приподнимаю цилиндр. Ты только представь эту картину! Я, когда себе это представляю, весь мурашками покрываюсь от счастья. Эх… — Он махнул рукой.

Я представил себе эту картину и очень сильно захотел оказаться где-нибудь рядом с охранниками, чтобы посмотреть на их лица. Это было бы действительно интересно. Поток моих мыслей по этому поводу был прерван вкрадчивым голосом тролля.

— Совсем забыл поинтересоваться, не являешься ли ты последователем и идейным продолжателем мыслей Леопольда фон Захера-Мазоха?

— Кого? Я даже не слышал про этого Нахера…

— Ты ещё скажи Похера! Ладно, скажу проще: не мазохист ли ты часом, мой юный недалёкий друг? Уж больно у тебя костюмчик примечательный… Весь металлический, с прищепками на пальцах, небось, и на сосках таковые имеются?

— Не знаю, не проверял.

— Всё страньше и страньше, как говаривала одна юная английская девочка. Ты, случайно, головой не ударялся?