Она припала к двери, прижав лицо к прутьям решетки, и там был он. Он сидел на скамье в холодной, серой камере, заложив руки за спину, и при звуке своего имени он повернул голову туда, где она стояла, но цепь, соединявшая его руки с трубой, проложенной в камере, не позволяла ему сделать больше одного шага.
— Виктория, — произнес он. Принц был в той же одежде, в какой был в ночь похищения; на небритых щеках бакенбарды уже сравнялись с щетиной. В целом же он выглядел неплохо.
(В ее мозгу молнией пронеслась сцена с вервольфом на дыбе, когда тот сказал: «О-о, Альберта они не будут пытать…»)
Тем не менее она спросила его: «С тобой все в порядке, мой милый? Они не причиняли тебе боль?»
— Я в норме, — улыбнулся он, — все мои шрамы — только от страданий из-за нашей разлуки.
— Альберт, — вспыхнула она, — вижу, это заключение ничуть не отняло у тебя твоего обаяния. Скажи лучше, где он? Где Конрой?
Принц покачал головой. «Он был здесь, сказав, что мы уезжаем. Наверное, он отправился дать распоряжения и потом вернется».
— Тогда не будем терять времени.
Она склонилась над замком, отступила на шаг, вытащила свой меч и опустила его вниз, отсекая замок от двери. Она рывком распахнула ее, и вот он, Альберт, наконец, и она подбежала к нему, обхватив его обеими руками. Но радоваться воссоединению было еще не время, и она отстранилась, чтобы рассмотреть его наручники.
— Я собираюсь срезать их, Альберт.
Она сделала шаг назад и подняла меч.
Потом остановилась.
— Альберт, — тихо спросила королева, — почему они забрали тебя?
— Что, любовь моя?
Уже громче она повторила: «Почему Конрой привез тебя сюда? Это связано с тем, что ты собирался рассказать мне той ночью?»
— Да, — сказал он, и его плечи поникли. — Они взяли меня, потому что я собирался тебе сказать.
— Сказать мне что?
— Правду.
— Что за правду? — язык еле слушался ее.
— Что я не совсем тот, кем кажусь, — ответил он, — а также и ты.