Темный кипарис

— Есть за что! Есть за что! В основном я прошу прощения у моего отсутствующего сына, которого я хотел бы видеть здесь. Я прошу, чтобы он извинил меня.

— Вы готовы теперь рассказать ему, как сильно вы его любите? — спросила она, торопясь закрепить успех.

— Да.

— Вы навсегда похороните Оливера?

Он печально посмотрел на нее:

— Оливер был давно похоронен. Неужели вы не поняли этого? Это живые продлевают ему жизнь.

Стелла прикусила губу. О столь многом нужно было поговорить, так много рассказать ему. Если бы только найти для этого подходящий момент! Она показала бы ему два рисунка, рассказала бы о комнате Оливера, которая осталась в прежнем виде, рассказала бы о странной настойчивости, с которой миссис Дейлия утверждала, что Тодд хуже своего брата, — но, может, он уже знал обо всем этом? Притворялся ли он… разыгрывал ли ее? Он такой странный человек.

— Мистер Хок, если вы хотите рассказать о чем-то, я выслушаю вас.

Он перестал шагать по комнате:

— Любопытное заявление вы делаете, мисс Оуэнз.

— Вот как? Я подумала, что вам есть что сказать.

Он скупо улыбнулся:

— Вы всегда так откровенны?

— Я думаю, что мы достаточно уважаем друг друга, поэтому я не считаю, что мне нужно прибегать к обычному женскому лицемерию и пустословию, чтобы добраться до правды.

— Знаете, это ваше качество восхищает меня. Я ощутил его с нашей первой встречи.

В его глазах светилась признательность, и Стелла увидела, что он улыбается ей в ответ, и на секунду почувствовала, что между ними устанавливаются какие-то особые отношения. Но потом она увидела, что его взгляд настороженно устремился к створчатым окнам, следя за первыми легкими хлопьями снега, прилипающими к стеклам. На лице его застыла улыбка, но в глазах сквозила тревога.

— Я видела портрет Харриет Хок, — сказала Стелла как бы случайно. — Она была очень красива, правда?

В его глазах отразилась благодарность.

— Да. Она как будто сошла с одной из тех прекрасных картин, которые мы видим в музеях. Я считал себя счастливым человеком в тот день, когда она приняла мое предложение. — Его улыбка затуманилась. — Но на то была Божья воля, она прожила недолго.

— Но это были хотя бы счастливые годы?