Вначале Сергей Михайлович удостоился лишь удивленно-вопросительного взгляда Шанеды II, однако затем, когда Трубецкой упомянул о Синайском кодексе, Папа сменил удивленное выражение лица на милостивое и жестом пригласил Сергея Михайловича следовать за ним, вглубь церкви. Там они стали разговаривать по-английски.
— А почему вы пришли ко мне, а не обратились в греческий патриархат в Александрии? — поинтересовался Шанеда II, когда Сергей Михайлович рассказал ему о том, что привело его в Египет. — Ведь монастырь Святой Катерины — греческий. Мы с патриархом Петром нынче состоим в дружбе, и я мог бы вас ему рекомендовать.
— Моей целью является установление истины в деле, связанном с открытием бароном Бекендорфом Синайского кодекса. Я знаю, что документ фактически был украден из монастыря Святой Катерины. Но я также знаю, что в новозаветный канон коптов включены не только общепринятые у христиан восточного обряда Евангелия и послания, о которых всем хорошо известно, но и Послание Варнавы, и Пастырь Гермы, то есть именно те два документа, которые и отличают Синайский кодекс от всех других известных списков Нового Завета. Это ведь не может быть чистой случайностью, значит, здесь, возможно, есть какая-то восходящая к первохристианам связь между древней коптской традицией и кодексом.
Трубецкому показалось, что Шанеда II взглянул на него не без любопытства и уж точно — одобрительно.
— Коптская церковь ведет свое начало от евангелиста Марка, и мы верим, что наш канон значительно ближе к первоначальному, чем его более поздние определения по знаменитому пасхальному письму епископа Афанасия Александрийского от 367 года. Наш канон был определен ближайшими учениками Спасителя и Господа нашего Иисуса Христа, и не епископам его менять! — произнес глава коптской церкви с металлической ноткой в голосе.
Они подошли к беломраморному гробу, в котором хранились мощи евангелиста Марка, основателя коптской общины.
— Здесь, — сказал Шанеда II, — ныне покоится лишь малая часть останков нашего святого, ибо в VIII веке его мощи обманом были выкрадены итальянскими купцами и перевезены в Венецию, где тоже есть собор Святого Марка. Хвала Спасителю, что моему предшественнику, Папе Кириллу IV, удалось вернуть часть мощей в Каир. А вот бесценные рукописи, украденные у христиан Египта, нам вернуть так и не удалось. Они ныне составляют славу библиотек просвещенной Европы. Согласитесь, это странно, когда библиотеки Британии, Италии, Германии, Франции гордятся наличием в их фондах рукописей и манускриптов, попросту украденных у тех, кому они должны бы принадлежать по праву истории. И при этом, — Шанеда II поднял перст к небу, чтобы подчеркнуть важность того, что он собирался сказать, — распускались и ныне распускаются слухи об исключительной невежественности египетских монахов. Якобы они были настолько глупы, что и понятия не имели о том, какую ценность имели древние списки Торы и Нового Завета, находящиеся в их руках. Монашество впервые появилось именно в коптских общинах, в Египте, и сегодня здесь немало монастырей очень строгого канона. Безответственно утверждать, что те, кто без остатка посвятил себя служению Богу, являются безграмотными и малообразованными людьми. Хочу вам заметить, что крайне почтительное отношение к святым книгам — в коптской традиции. Я надеюсь, у вас будет возможность в этом убедиться. Верно ли я понимаю, что теперь вы держите путь на Синай, в монастырь Святой Катерины? — вдруг спросил он.
— Да, вы абсолютно правы. Ведь именно там был найден Синайский кодекс. И что еще более удивительно — недавно появилось сообщение, что там же найдены двенадцать страниц из него же, ранее утерянные, — ответил Трубецкой. — Мистическая история с этим кодексом. Например, общеизвестно, что монастырь Святой Катерины никогда не подвергался разграблению, и именно потому там была собрана одна из самых богатых и уникальных христианских библиотек. И в то же время в письме к министру духовных дел Саксонии, которое было опубликовано в 1859 году в Лейпциге, сам Бекендорф указывал, что «Провидение сохранило в одном из самых отдаленных и так часто подвергавшихся грабежу монастырей Востока манускрипт, который равняется Ватиканскому…». В этом же письме он приводит аргументы в пользу древности Синайского кодекса, которые легко могут быть оспорены…
— А знаете ли вы, — Шанеда II понизил голос почти до шепота, — что в найденных Бекендорфом списках именно между Посланием Варнавы и Пастырем Гермы были найдены шесть, как ему показалось, затерянных листков, написанных на непонятном Бекендорфу языке? Он просто решил, что они случайно оказались внутри кодекса, и не стал с ними возиться, хотя из монастыря увез. Я бы очень хотел узнать, что это были за листки и где они теперь, ибо у меня есть основания считать, что написаны они были на коптском языке и представляли собой исключительно важное по своему содержанию послание. Жаль, что эти листки попросту исчезли.
Ну что ж, езжайте, и да поможет вам Всевышний. — Шанеда II всем своим видом показал, что аудиенция окончена. — И попробуйте ответить для себя еще на один вопрос: по какой такой причине именно та гора, которая сейчас называется горой Синай, или Божьей горой, считается местом, где Моисей получил скрижали Завета? И почему это место столь почитается христианами, а не иудеями, которым якобы именно на Синае была дарована Тора?
Собрав воедино быстро истощающиеся в душной каирской атмосфере остатки энтузиазма, Сергей Михайлович, вооруженный советами Папы, посетил еще одну коптскую церковь, в честь мученика Сергия — Абу Серга, построенную над гротом, где, согласно легенде, укрывалось Святое Семейство во время странствования по Египту. Однако в сам грот ему попасть не удалось — он оказался затопленным грунтовыми водами. Покончив с египетско-христианской мифологией, Трубецкой отыскал туристическое бюро, которое занималось извозом русских паломников на гору Синай. Сомнения, посеянные Шанедой II относительно отождествления этой горы с библейской горой, где Моисей получил скрижали Завета, не давали ему покоя, и его восторженное ожидание предстоящего путешествия значительно померкло. «В самом деле, — размышлял Сергей Михайлович, сидя в достаточно комфортабельном, но все же пыльном автобусе, который не спеша полз по пустыне, — как это мне раньше-то в голову не приходило: а почему иудеи не считают эту гору святым местом? Ведь ветхозаветная история о Моисее и неопалимой купине в первую очередь касается иудаизма… К тому же это были скрижали Завета вышедшего из Египта народа иудейского с Богом. При чем же тут христиане? Кому они молятся на этой горе?»
Оторвавшись на несколько секунд от своих мыслей, он услышал, как две сидящие сзади богобоязненного вида и преклонного возраста паломницы с благоговейным восторгом обсуждают тот непреложный, с их точки зрения, факт, что всякому, совершившему паломничество на гору Синай, даровано будет отпущение всех грехов. «Господи, — подумал Сергей Михайлович, — и какую только чепуху не придумают люди! И кто там кому и почему грехи отпускает — это для них не важно; ни о чем думать не надо: поехал, взошел, очистился — и айда снова грехи зарабатывать. Как у них все просто!»
Они проехали через тоннель под Суэцким каналом, миновали длинные цепочки придорожных ресторанов и заправок и оставили позади современное шоссе через Синай. Вскоре автобус уже катился возле ограды монастырского сада, проехал мимо высоченных стен монастыря Святой Катерины и остановился у приюта, где обычно паломники дожидались восхождения на гору, которое рекомендовалось совершать только с проводником и за немалую плату. И хотя именно монастырь был целью путешествия Трубецкого, он все-таки решил быть последовательным и прежде всего взобраться на гору. Будучи по природе противником групповщины, Сергей Михайлович не стал ждать наступления ночи и появления проводника. На вершину Синая вела широкая тропа, которая исключала возможность заблудиться, и, вооружившись фонариком, он без промедления отправился в путь. Через несколько часов, когда уже совсем стемнело, он без проблем достиг вершины, где наиболее заметной достопримечательностью была построенная в тридцатых годах прошлого столетия часовня Святой Троицы. Именно там он решил скоротать время до рассвета, наступление которого и должно было, судя по мнению многочисленных паломников, знаменовать собой очищение от грехов. На вершине было холодно и дул сильный ветер. Трубецкой направился к часовне.
В часовне Святой Троицы было темно, лишь несколько лампад освещали алтарь и иконы вдоль стен. Сергей Михайлович нерешительно прошел внутрь и ненароком столкнулся с одним из тех паломников, которые, видимо, заходили сюда помолиться ради отпущения грехов. Тот от неожиданности обернулся, и их глаза встретились. По спине Трубецкого пробежал холодок. Даже слабых отблесков лампад было достаточно, чтобы понять: он хорошо знаком с этим человеком. Это был Артур Александрович Бестужев.
Бестужева было не узнать. Куда девалась еще недавно владевшая им темная сила, а вместе с ней — его лоск, самоуверенность и холодный, бездушный взгляд? Теперь перед Сергеем Михайловичем стоял одетый в простую рясу, заросший и какой-то неухоженный монах. Было очевидно, что дух его находится в смятении, поскольку, узнав Трубецкого, Артур Александрович вдруг переменился в лице, упал на колени и начал неистово молиться.
— Артур, ты ли это? — тихо спросил его Сергей Михайлович. — Прошу тебя, встань. Ты, однако, сильно изменился…
Бестужев поднялся с колен, кинулся к Трубецкому и обнял его.
— Слава Создателю, ты жив и здоров, — заговорил он полушепотом и быстро, как бы торопясь. — Как Анна? Все ли с ней в порядке? Я бы никогда, никогда себе не простил, если бы с ней что-то случилось…
— С ней все хорошо, — ответил Сергей Михайлович, — спасибо за беспокойство. А вот что случилось с тобой? Я видел тебя по телевизору всего несколько месяцев тому назад, и ты был в полном порядке.
Бестужев вроде немного смутился.
ebooksa