В какой-то момент я попросил Генри прочитать мой неоконченный роман. Мысль о том, что кто-то — он или любой другой — прочитает мою книгу, повергала меня в ужас. Я и сам не решался ее перечитать. Но все равно попросил.
— Не стоит, — ответил он.
Наш разговор был, пожалуй, самым странным в моей жизни (по крайней мере, на тот момент). К тому времени, как Генри распрощался и ушел, мне казалось, что я пробежал миль десять в спринтерском темпе.
Такого больше не повторялось. Когда Генри зашел к нам в следующий раз, мы обменялись дежурными любезностями, и только. «Удачного дня». «До встречи». Он приобрел мыло и крем для обуви. Заплатил наличными. Так и продолжалось. Генри появлялся все реже и реже.
В последний раз он объявился в январе 2008 года, с небольшим свертком в коричневой бумаге, перевязанным бечевкой. Не говоря ни слова, Генри присел у кассы. Снег припорошил его серый свитер и алый шарф, мелкие капельки воды поблескивали на темных стеклах. Очки он так и не снял. Я не удивился. Сверху на свертке виднелся белый конверт с моим именем. Чернила смешались со снегом и потекли.
Я потянулся под прилавок и выключил звук на небольшом телевизоре, который держал, чтобы смотреть матчи команды «Янки». Сегодня показывали новости. В Айове начались первичные выборы; Барак Обама с Хиллари Клинтон шли ноздря в ноздрю. Я мог смотреть что угодно, лишь бы время убить.
— Я бы хотел отдать вам вот это.
На какой-то миг я уставился на Генри так, будто он заговорил по-норвежски.
— Это что, мне? Что…
— Извините, меня ждет машина. Сначала прочитайте записку. Я с вами свяжусь.
И все. Я наблюдал, как Генри вышел на мороз, и думал: интересно, он кому-нибудь дает договорить или это только со мной такая история?
II
Весь оставшийся день сверток пролежал под прилавком. Я умирал от желания вскрыть чертову упаковку, но раз я понятия не имел, что за парень этот Генри, то не собирался рисковать: а вдруг там взрывчатка или килограмм черного как деготь героина… Я открою, а тут как раз придет какая-нибудь девчонка-скаут. Любопытство жгло меня. Наконец наступил вечер, и миссис Каллоп после полутора часов изнурительного обсуждения выбрала пряжу потемнее. Я закрыл магазинчик на несколько минут раньше обычного. Пусть сегодня опоздавшие идут к черту. Рождественские праздники уже закончились, но покупателей не прибавилось. В любом случае сейчас все разбежались по домам и наблюдали по телевизору айовскую драму с Обамой и Хиллари. Я решил тайком выкурить сигаретку в подвале, а уж потом идти домой узнавать результаты. Подхватил посылку Генри, погасил лампы дневного света и вывернул громкость телевизора на полную. Если появятся новости про выборы, услышу и внизу.
Подвальчик у нас был неказистый. В полупустой комнате на грязном бетонном полу стояло всего несколько коробок с инвентарем, а с потолка свисала одна-единственная лампочка на сорок ватт. У стены старый металлический стол, на нем компьютер, рядом — шкафчик с двумя ящиками: там мы храним кое-какие документы. Пара складных стульев. Водонагреватель. Панель с предохранителями. Два окошка выходят в переулок. В основном этим помещением я пользовался, чтобы курить зимой. Я поставил складной стул к столу, зажег сигарету и принялся развязывать аккуратный узел на бечевке…
Мысль пришла в голову неожиданно, как те гениальные озарения, ради которых я держал под рукой блокнот. Сначала надо прочитать письмо. Я нащупал в кармане швейцарский нож-брелок (семь двадцать плюс налоги, дешевле в округе Датчесс не найдете, это точно) и резким движением вскрыл конверт. Внутри обнаружился один-единственный ослепительно-белый листок, сложенный пополам. С одной стороны пестрели напечатанные имена и адреса. На обратной стороне я прочел сообщение, написанное от руки:
Черт… Теперь уж точно придется вскрыть этот сверток без промедления.