Зловещие мертвецы,

Эшли метался по дому, удерживая руку, пытаясь понять, что же произошло. Наконец, он понял, что это зловещие мертвецы вселились в его руку, что она уже больше не принадлежит ему, а принадлежит им, и теперь его правая рука будет выполнять их злую волю уничтожать все живое, лишать жизни людей.

— Ну гады, ну сволочи, мерзавцы! — и Эшли принялся колотить рукой по полу. Его лицо искажало боль и страх. — Верните мне мою руку! Верните мне мою руку! — кричал он в темноту ночи. Но за окном только клубились рваные клочья тумана, только шелестела облетевшая листва и скрипели старые деревья.

Рука на несколько мгновений перестала двигаться, но затем вновь ожила. Пальцы принялись рвать волосы на голове Эшли. Он вновь еле смог левой рукой оторвать ее от своей головы. Он метался по дому, не зная, что предпринять. Эшли с удивлением смотрел на то, что еще недавно полностью принадлежало только ему, на то, что подчинялось только его приказам и желаниям. Страшные трупные пятна начали появляться на коже, ногти сделались черными, из-под них капала кровь.

Эшли подбежал к крану, включил воду и сунул руку в умывальник, пытаясь смыть гнилостные синие пятна и кровь. Из крана шла холодная вода, и на какое-то мгновение Эшли стало легче. Он смог расслабиться.

Но в это время его правая рука самопроизвольно схватила тяжелую фаянсовую тарелку и ударила парня по голове, тарелка разлетелась, а Эшли едва не потерял сознание. Он подумал, что не дай бог потерять сознание, тогда его правая рука, уже принадлежащая зловещим мертвецам, сможет сделать свою жуткую работу. Она выколет ему глаза, вырвет ноздри и язык, разорвет рот и перережет горло. А потом вырвет сердце.

— Отпустите меня, отпустите, сволочи! — кричал Эшли, катаясь по полу, ломая посуду и мебель. — Отпустите! Пустите меня!

Но в ответ слышался жуткий издевательский хохот. Смеялась рука или то, что вселялось в Эшли.

— Пустите!

Рука хватала все, что попадалось ей в пальцы и наносила Эшли удары. Она рвала на нем одежду, раздирала в кровь шею, грудь, лицо. Парень метался, как безумный. И действительно, если бы кто-нибудь в этот момент увидел качающегося по полу, корчащегося в конвульсиях, в попытках освободиться от руки Эшли, он бы понял, что этот человек сумасшедший, что разум покинул его.

Наконец, Эшли так сильно ударился затылком об угол тяжелого кухонного комода, что потерял сознание. Он рухнул в осколки посуды, на пол, и замер без движения. Но через мгновение правая рука ожила, пальцы начали сгибаться. Они цеплялись за толстые дубовые доски и тянули тело. Правая рука знала, куда она тянет Эшли, к чему она стремится.

В двух метрах от стола лежал, сверкающий сталью, никелированный секач. Рука ринулась к нему. Надеясь, что пока Эшли находится без памяти, она сможет сделать свое жуткое дело.

Хрустели осколки посуды. Тело Эшли судорожно подтягивалось к остро отточенному секачу.

Но сознание все же вернулось к Эшли. Он с ужасом смотрел, как сжимается его правая рука, как пальцы все ближе и ближе подбираются к секачу. Он, напрягши все силы, выхватил из кармана нож и вонзил его прямо в свою правую руку, пригвоздив ее к полу. Раздался страшный крик боли. Он звучал непонятно откуда: с потолка, со стен, из-под пола. Вслед за криком раздался хохот.

— Так вы еще смеяться будете надо мной, гады! Я вам сейчас покажу!

Эшли дотянулся до бензопилы и дернул зубами пусковой трос. Взревел мотор, и едкий бензиновый дым стал наполнять кухню. Бешено вращалась цепь, сверкая остро отточенными зубьями.

Эшли, зажмурив глаза и сжав губы, от предчувствия дикой боли, все ближе и ближе подводил полотно пилы к своей правой руке, все не решаясь ее отпилить.

Он вдруг почувствовал, как рука начала вырываться, начала вытаскивать из пола глубоко вбитый нож. Тогда, уже не колеблясь, Эшли опустил полотно пилы себе на запястье. Полетели в стороны рваные клочья мяса, искрошенная кость. Кровь брызнула в лицо Эшли. Он дико закричал и почувствовал, что освободился от правой руки.

Под жуткие плач и стенания, разносившиеся со всех сторон, время от времени перемежаемые тихим хохотом, Эшли, держась левой рукой за стену и прижимая к себе кровоточащий обрубок правой, добрался до стеллажа. Там он схватил широкую катушку клейкой изоляционной ленты, и, обмотав обрубок клеенкой, обкрутил его лентой.

Боль все не унималась, кровь сочилась из-под клеенки. Эшли все мотал и мотал ленту на руку, сдавливая себе вены. Наконец, кровотечение унялось. Парень оборвал ленту зубами и отбросил катушку в сторону.

Лишь где-то сверху доносилось хихиканье. Эшли потянулся к ружью, переломил ствол и загнал туда два патрона. Орудовать одной рукой было очень неудобно.