– И в такой момент рядом раскрылся портал? – догадался Макс.
– Проще. Мне даже не пришлось к нему бежать – прямо в нем очутилась. Даже не знаю, смогла бы сделать шаг, окажись он в стороне. Я по характеру не слишком решительный человек.
Макс был готов поспорить с последним утверждением, но перебивать Дину не стал.
– Технологии создателей корабля были ограничены световым барьером. Быстрее света они передвигаться не могли, производить перенос объектов из мира в мир со сверхсветовой скоростью тоже не получалось. Один шаг к порталу означает многое. Для меня прошел миг, а на моей планете, возможно, не одна сотня лет. Все, кого я знала: родные, близкие, знакомые – их уже давно нет. Я никогда их больше не увижу. Так же, как и вы своих. Мы не знаем всех миров Рассадника, но те, что известны, располагаются очень далеко друг от друга. После хлопка меня забросило во внутренние помещения корабля. Там было темно, и я сразу заметила следы сильных повреждений. Фонаря надолго не хватило, но у моего народа развиты способности, для вас редкие. Я могу ориентироваться без света. Мне пришлось несколько часов пробиваться к поверхности через затопленные и разрушенные отсеки. Иногда на этом пути попадались останки предшественников – я оказалась там не первой. У одного нашлась расширенная аптечка, и это спасло, когда очередной отсек оказался заполнен ядовитым газом. Но это не спасло против болезней – все помещения вокруг лаборатории были заражены разнообразными штаммами. Вероятно, именно там их выращивали. Я должна была умереть, но спаслась благодаря трясучке. Думаю, ее тоже вызывает какой-то искусственно созданный микроорганизм. Сеятели в своем желании помогать разуму зашли слишком далеко, придумав несовершенное лекарство и не сумев его удержать. Возбудитель трясучки справляется с любой инфекцией, поэтому у вас нет эпидемий, но зато есть ужасные побочные эффекты. Самый страшный из них – диксы. Выбравшись наружу, я заразилась, потому и выжила. А затем пришлось быстро уходить – рядом с выходом местами опасно повышен радиоактивный фон. Видимо, тоже результат повреждений.
– А где этот выход? – спросил Кирпич. – Никогда не слышал, чтобы кто-то пробрался в глубь архипелага.
– На крайнем севере этой половины корабля.
– Что значит «этой половины»?
– Корабль похож на диск, разрезанный на две части. Половинки отделены друг от друга, но скрепляются в нескольких точках. Не уверена, но подозреваю, что как раз на второй половине находятся азиаты и прочие люди вашего мира, которые никогда не встречаются в этой части корабля.
– Если корабль космический, то почему на нем плавающие буи, трубы с водой, холодильники и всякое такое? – удивился Ботан. – Ведь в космосе все это окажется в безвоздушном пространстве, а здесь многое явно приспособлено для работы в водной среде.
– Не знаю. Извините, но я не ученый – вы же видите, что мне слишком мало лет для серьезной профессии, и подробности про то, чем занимался экипаж, не могу знать. И даже наши ученые тоже знают немногое – увы, перед предками экипаж не отчитывался. Но на планетах они оставались подолгу, всегда в океане. Наверное, корабль при этом приспосабливали для исследований и работы в условиях моря – он превращался в остров. Система расселин всегда затоплена – видимо, так было изначально предусмотрено. К тому же биологические хозяева корабля – амфибии, им водная среда нравится. А еще во многих местах заметны повреждения. Лаборатория, в которой я оказалась, сильно разрушена. Там все мертво. Наверное, телепортация, когда уже запущена, отрабатывает перемещение без помощи оборудования. Меня выбросило в место, где не было ничего исправного. Там один лишь исковерканный металл. Наверное, был взрыв, и не один. На Большом острове тоже видны следы разрушений. Особенно в тех местах, где диксы устроили логова. Из пробоин и трещин, наверное, выходит какой-то газ, просачиваясь сквозь песок, что их привлекает. Место, которое вы называете «разрезанным куполом», очень похоже на описание внешних загонов, в которых экипаж держал агрессивных животных для исследований, а пирамидальные холмы – вероятно, упомянутые в летописях преобразователи биомассы. Если не ошибаюсь, они до сих пор работают в режиме поддержания почвенного слоя. Не будь этого, ливни бы давно смыли все с холмов до голого металла. Но помнишь, Максим, ту грязь в бурю? Откуда-то ведь она взялась – реками стекала. Возможно, там когда-то был огромный питомник или лаборатория. Не знаю. Сеятели много чего могли делать на поверхности корабля. На нашей планете они в тот раз пробыли долгие годы – времени хватало. Перед взлетом, наверно, убирали лишнее. Вот и здесь так же было. Но теперь все сильно повреждено и мало что продолжает работать. Думаю, была авария, или нападение, или что-то случилось с экипажем. Не знаю. Корабль всем казался вечным, но, как видите, это не так. Я даже начала подозревать, что всех убил возбудитель трясучки. Уж очень это необычный микроорганизм – ничего подобного у Сеятелей раньше не было.
– И что ты делала, когда выбралась на поверхность? – Максу не терпелось узнать историю похождений инопланетянки.
– Сперва пыталась найти кого-нибудь из экипажа, но быстро убедилась, что ничего не получится. Или все погибли, или давно покинули корабль. Он теперь живет собственной жизнью. Даже если бы я каким-то чудом смогла обследовать все его отсеки, то отключить механизм, вызывающий у нас эпидемии, не получится. Он будет срабатывать столько раз, сколько запущен, и для этого ему не нужна работающая лаборатория. Все штаммы, предназначенные для моего мира, уже давно летят к нему. И все закончится только тогда, когда доберется последний. Помешать этому отсюда без помощи экипажа невозможно. И с помощью, наверное, тоже не получится.
– Наши светляки тоже не остановить?
– Думаю, да. У готов есть поврежденный буй – его будто взорвали когда-то, и остатки валялись на берегу. Видно, что внутри когда-то находилось сложное оборудование. Оно, конечно, уже не работает, но там все равно падают люди и предметы. Механизм запущен и работает без помощи систем корабля.
– Подожди! – встрепенулся Ботан. – Наши астрономы определили звезду, от которой прилетают светляки. Но она совсем не такая, как эта, – мы возле другой сейчас. Как так могло получиться?
– Я не могу знать тонкостей этой технологии. Но зато знаю, что, если от вашей планеты к этой звезде протянуть прямую линию, а потом продолжить ее, где-нибудь очень далеко она уткнется в другую звезду. Точнее, в эту. – Дина указала на склоняющееся к горизонту светило. – Думаю, этим все и объясняется.
– Поблизости не было других звезд на этой линии.
– Ну и что? Этот корабль очень стар, и для него в пределах галактики не существовало расстояний. Человечества еще не было, а он уже летал. Когда на вашей планете появились амфибии? Десятки или сотни миллионов лет назад? Вот и представьте, сколько прошло времени между земноводными и млекопитающими. Примерно столько же между человеком и Сеятелями. Я так думаю. Все это время экипаж занимался созданием новых пригодных для жизни миров или совершенствовал старые.
– Наверное, ребята просто устали работать за «спасибо», раз в итоге бросили его здесь, – мрачно предположил Кирпич. – А к Люцу ты как попасть ухитрилась?
– Мы не можем жить в одиночку подолгу, как вы. У нас начинается… Это не объяснить, но очень плохо. Когда я поняла, что прилетела сюда зря, а дороги назад нет, то решила присоединиться к людям, которые здесь живут. До этого, бродя по архипелагу, я их избегала. Для нас нетрудно замечать издали других и не приближаться к ним.