— В каком смысле? — не поняла она.
— В смысле сменить господина, — пояснил тот. — Обещаю, что ты не пожалеешь. И с деньгами не обижу, и наследственное дворянство получишь сразу.
— Я же клятву давала, — в полной растерянности сказала она.
— Есть способы снять клятву безо всяких последствий, — пренебрежительно махнул рукой князь. — Было бы желание.
— Прости, княже, — твёрдо сказала Кира. — Дело не в клятве. Верность отдаётся только раз, и я свою уже отдала. Да и зачем тебе предательница? Предавший раз, предаст снова, второй раз это гораздо проще.
— Ну ладно, раз так, — легко согласился князь, оставив Киру в полном недоумении. — Всё тогда, иди.
Глава 10
Я стоял в коридоре, рассматривая пейзаж в иллюминаторе и думая о том о сём, когда услышал сзади шаги и почувствовал Драгану. У меня уже давно неплохо получается определять хорошо знакомых людей по ощущениям, а в последний год-два я стал безошибочно это делать и с малознакомыми. Не знаю, каким образом это работает… возможно, чувство ауры? Хотя мне думается, никто толком и не знает, что такое аура — я встречал несколько плохо согласующихся между собой определений. Возможно, это слово вообще не стоит употреблять — по крайней мере, до тех пор, пока мне не встретится человек, который действительно знает, что такое аура, и способен это внятно объяснить.
— Почему сбежал? — поинтересовалась Драгана, встав рядом и тоже глядя в иллюминатор.
В кают-компании нынче бурно обсуждался вопрос, стоил ли перелететь поближе к той рощице, или же это слишком опасно, и лучше оставить дирижабль здесь, а туда незаметно подобраться пешком. Я ушёл оттуда, когда обсуждение окончательно скатилось в ругань. Вчерашние враги трудно притирались друг к другу, психологическое напряжение копилось, и дамы в конце концов решили, что настал подходящий момент сбросить это напряжение хорошим скандалом. Ну а что — способ надёжный, проверенный поколениями стервозных баб. Через некоторое время они, конечно, вернутся к конструктивному диалогу, но до тех пор я предпочту держаться в стороне.
— Я не в состоянии оценить, насколько опасно подлетать туда, — честно ответил я. — Так что ничего умного я сказать не мог, а просто сидеть и слушать вашу перебранку смысла не имело.
— Ты странный, Кен, — усмехнулась Драгана. — Обычно тот, кто не может сказать ничего умного, как раз больше всех и говорит, а ты почему-то молчишь. Очень необычное поведение, особенно в твоём возрасте. Вот поэтому нашим аналитикам и приходится ломать голову, что ты за личность такая непонятная.
— Ой, только не начинай опять про Рюрика, ладно? — недовольно поморщился я. — Я вообще не понимаю, зачем ты держишь сотрудников, которые вместо анализа выдают подобный бред.
— Работа у них такая, — развеселилась она. — Лучше выдать бредовое заключение, чем сказать «не знаю». Бред начальство простит, а вот если аналитик признается, что не знает, сразу встанет вопрос о служебном соответствии.
— Я от своих, наоборот, требую, чтобы в таких случаях не высасывали ответы из пальца, а честно признавались, что данных для ответа недостаточно.
— Вооот, — наставительно подняла палец она. — Очень ты странный, не вписываешься в стандартные шаблоны поведения.
Я только беспомощно махнул рукой в ответ. Какой смысл что-то отрицать, если любое твоё слово толкуется совершенно определённым образом? Хотя я на самом деле уже не думаю, что она верит в Рюрика и тому подобные теории. Скорее всего, это просто привычный стиль общения — между делом выдвинуть какое-нибудь безумное обвинение, а потом смотреть, как человек оправдывается. Или не оправдывается.
— Ну ладно, пусть Рюрик, если тебе от этого будет приятно, — вздохнул я. — Что решили-то?
— Да подлетим поближе, конечно, что же ещё? — хмыкнула она. — И так ясно было, что никто не захочет туда два дня тащиться. Сейчас будем с якоря сниматься, матросы уже спускаются растяжки убирать.
Действительно, почему бы и не поскандалить от души, раз всё и так ясно, и решать ничего не надо? Всё-таки даже в самых непонятных поступках женщин прослеживается какая-то извращённая логика.