— Драгана Ивлич может это подтвердить. Да и то, что она в этом участвует — это само по себе подтверждение.
— Не то чтобы подтверждение, — по-прежнему задумчиво заметила она, — но это действительно некое свидетельство в пользу вашего заявления. Скажу вам честно, господин Кеннер — я ничего не знаю о семье Арди. Я слышала, что в столице есть известная целительница Арди — она ваша родственница?
Я смотрел на неё в совершеннейшем изумлении, не зная, что сказать.
— Вы это серьёзно? — наконец спросил я. — Вы действительно не знаете, кто такие Арди?
— А должна? — нахмурилась она. — Столичные новости до нас не особенно доходят.
Да, такой щелчок по носу действует просто отрезвляюще. Я уже привык считать себя чуть ли не пупом земли, который на короткой ноге с князьями, церковными иерархами, и прочими сильными мира сего. И вдруг выясняется, что здесь я всего лишь какой-то мутный столичный мажор, дебоширящий по притонам. Надо бы повнимательнее к себе присмотреться — возможно, я незаметно для себя начал бронзоветь, а это неправильно, да и просто опасно.
— Вы знаете, кто такая Милослава Ренская? Дочь Ольги Ренской, Матери вашего рода?
— Которую изгнали? — кивнула она. — Я помню эту историю, конечно. Много шума тогда было.
— После изгнания она взяла фамилию Арди. Она и есть та самая целительница, сиятельная Милослава Арди. А я её сын.
— Милослава, стало быть, сумела возвыситься? Ну, с такой-то наследственностью… — здесь она посмотрела на меня с любопытством. — Получается, вы внук Ольги?
— Мы с Ренскими сами ещё не определились, кто мы друг другу. Формально мы не родня, поскольку изгнание обрывает родственные связи, а неформально мы всё же считаем друг друга родственниками. А с Ольгой у нас отношения ещё сложнее.
— Понятно, — задумчиво произнесла она.
Её вид, впрочем, ясно показывал, что ей совершенно ничего не понятно. Она погрузилась в глубокие раздумья, и я молчал, чувствуя, что любые слова сейчас будут не к месту.
— Скажу вам честно, господин Кеннер, — наконец вернулась в реальность она, — я склоняюсь к тому, чтобы вам отказать.
— Могу я осведомиться о причинах? — вздохнув, спросил я.
— Видите ли, в чём дело… — она немного поколебалась, подбирая слова. — Столичные дрязги в целом проходят мимо нас, но я здесь не навсегда. Я нахожусь здесь уже очень долго, и недавно подала просьбу о замене. Ещё год, может, два, и я уеду в Новгород. Скажу вам откровенно: у меня далеко не самое высокое положение в роде, и я не хочу вызывать недовольство Матери рода, понимаете? А может, и больше, чем просто недовольство — я хорошо помню тот скандал, и то, как Ольга относится к дочери. Влезать в её семейные дела — это последнее, что мне нужно.
— Ах, вот в чём дело, — я, наконец, полностью вник в ситуацию. — Вполне вас понимаю и не могу осуждать. Но если я сумею вас убедить, что ваша помощь не повлечёт для вас никаких отрицательных последствий, то смогу на неё рассчитывать?
— Если сумеете убедить, то да, — она посмотрела на меня с интересом. — Хотя будет ещё лучше, если мне просто прикажут вам помочь.
— Пожалуй, я смогу это организовать, — кивнул я. — Попросите, пожалуйста, свою секретаршу соединить вас с сиятельной Стефой Ренской и включите громкую связь.
— Вы считаете, что я могу вот так просто ей позвонить? — фыркнула она.