Такого быть не могло, и потому Мэр выбрал самое крупное в обозримом пространстве препятствие, чтобы потом к нему не осталось никаких претензий.
Фантоматика как средство массового развлечения и, неизбежно, средство массовой идеологической обработки, запрещена совершенно справедливо. А вот в качестве техники тестирования на профессиональную пригодность… Нет, этого пункта в тексте международного соглашения не было. Но не слишком ли громоздко архитектурное сооружение для столь мелкой частной цели?.. Хотя о цели-то как раз ничего и неизвестно…
Мэр оглянулся. Оказалось, что он уже отмахал по прогалине весьма приличное расстояние – начало ее с трудом угадывалось вдали, две стены леса сходились острым углом.
«Опять треугольники чудятся, – покачал Мэр головой, – что за наваждение?.. Впрочем, закон перспективы…»
Прогалина пересеклась с еще более широкой прогалиной, и почти тут же Мэр угодил туфлем в укрытый травой ручей и от неожиданности охнул. Неглубоко, но хватило, чтобы промочить ногу.
Умываться здесь было явно неудобно, и Мэр зашагал вдоль течения, надеясь отыскать более подходящее место. Трава становилась выше и гуще. Стали попадаться мощные заросли кустарника, которые приходилось обходить, но издали было видно, что ручей уже вырвался на волю и весело поблескивает на солнце. И вдруг за кустарником открылось большое ровное пространство, поросшее невысокой и, на взгляд, мягкой травкой изумительно изумрудного цвета, по которой романтически настроенные литературные герои бегают исключительно босиком. Но для господина Мэра это было бы слишком. Он всего лишь благосклонно улыбнулся, одернул и без того прекрасно сидевший пиджак, пересек живописную лужайку и вынужден был несолидно воскликнуть:
– Какая прелесть! – За лужайкой, сбегавшей по невысокому пологому склону вниз, Мэр увидел чудное овальное зеркальце небольшого озерца, обрамленного живописными берегами. Тут были и трогательные плакучие ивы, и стройные стрелы рогоза, и два красивых каменных исполина, словно бы охранявших исток маленькой речушки, вытекавшей из озера. Почти напротив истока речки в озерко, уже довольно широко разлившись, впадал ручей, который Мэр недавно обнаружил под травой. Он подозрительно покрутил туфлем – в нем еще хлюпало.
Но все это ерунда, главное – достигнуто желаемое. Теперь можно освежиться, промыть и осмотреть свои вчерашние раны и ссадины, напиться, подсушить туфель и уж тогда отправляться в Большой Поход к Главной Цели.
Мэр молодо сбежал по склону, сам от себя не ожидая подобной прыти, и наклонился над зеркалом воды. Чувствовалось, что глубина здесь изрядная, но вода такой прозрачности, что легко различаются песчаные гейзерчики родничков на дне и само дно – ровное, песчано-каменистое. Но если не вглядываться вглубь, а задержать взгляд на поверхности, то можно увидеть любопытно-восторженное лицо очень красивого и приличного молодого человека с пышной, немного вьющейся шевелюрой.
Мэр оглянулся по сторонам. Никого рядом не было. Оставалось признать, что это его собственное отражение. Однако он давным-давно уже не молод и вообще никогда не носил столь вызывающе романтическую прическу. Политический стиль – скромность, элегантность, аккуратность.
Однако, делу – время… Мэр разулся, поставил туфли на солнце, чтобы подсохли, снял носки, хотел было простирнуть, но не решился – так чиста была вода – и повесил их на ветки кустарника сушиться. Потом неторопливо и аккуратно снял с себя и сложил на берегу галстук, рубаху, костюм, внимательно и придирчиво оглядев их – нигде никаких следов крови и грязи… Чудеса!.. Немного успокоился, когда, раздевшись догола (ему даже в голову не пришло, что здесь можно кого-то стесняться), он обнаружил несколько синяков и небольших кровоподтеков на тщательно осмотренном теле, которое при этом показалось ему не совсем знакомым. Но другого поблизости не было, и пришлось довольствоваться тем, что имелось в наличии.
Слабые следы автокатастрофы откровенно разочаровали Мэра. Он представлял ситуацию гораздо более трагически. И отчасти даже почти смирился с возможностью собственных похорон… Но эти детские ушибы!.. Черт подери! Да что он здесь, вообще, делает, когда в Городе творятся такие дела?!.. А откуда он знает, какие дела там творятся?.. Знать не знает, но чувствует, что когда после автокатастрофы при загадочных обстоятельствах исчезает Мэр, ничего хорошего там твориться не может. У него был импульс срочно одеться и бежать обратно, но если бы он знал, где находится это «обратно»!..
А свежесть озерца влекла к себе. К тому же он уже разделся, и вряд ли что изменится оттого, что он побултыхается в воде несколько минут…
Мэр лег на шелковистую прибрежную травку, которая приятной и немного щекочущей прохладой коснулась его тела, и потянулся лицом к воде, пытаясь напиться. Он старался не вглядываться в зеркало воды, демонстрировавшее ему давно забытый юношеский облик, а смотрел в глубину, где били роднички и неторопливо плавали серебристые рыбешки.
Глубина манила и волновала… Он вытянул трубочкой губы и легко коснулся поверхности воды. От этого ошеломляюще прохладного и сладостного прикосновения по его распластанному телу словно бы проскочил электрический разряд нежности и наслаждения, как от первого прикосновения к девичьим губам, которое еще и не поцелуй, но уже скачок в иной эмоциональный мир… И Мэр представил себе полураскрытые уста своей прекрасной секретарши…
Он только сейчас понял тайный умысел своей жены, выбравшей ему в помощники такое сексуальное диво, – эта близость в официальной обстановке, не позволявшей переступить дозволенную грань, заставляла его постоянно быть «в форме», не позволяла расслабляться (расслабиться можно было дома) и, тем более, не подпускала старческие настроения, которые до того у него нет-нет, да и возникали – эти коварные желания тишины, покоя, духовной гармонии. Может быть, само по себе это и не плохо, но непозволительная роскошь для политика, у которого постоянно должны быть «ушки на макушке» и «на прицеле – пушки»…
Мэр в очередной раз восхитился мудростью своей жены. Тут же мелькнула тревожная мысль: «Неужели этот сон был хоть чуть-чуть похож на правду?.. Неужели с ней могло произойти такое?..»
Однако первое прикосновение к воде пробудило неукротимую жажду, которая, видимо, дремала в глубинах его организма, пока он шел по тундре и по лесу. Мэр с жадностью сделал первый глоток – он ожег его свежестью и сладостью первого утоления. Закрыв от наслаждения глаза, он почувствовал, как Ее губы входят в его жаждущие уста, отдаются им с готовностью и любовью. Увидел Ее лицо, прижатое к его лицу и, коснувшись руками, которыми до того опирался о берег, поверхности воды, ощутил электризующую свежесть и чистоту Ее кожи…
«Что это со мной?» – мелькнула и погасла растерянная мысль, а руки уходили все глубже и глубже, наполняя тело блаженством, а душу безумием.
И тогда он, не помня себя, хотя немного с удивлением и наблюдая за собой со стороны, оторвался от воды, вскочил, напряженный, как пружина, и, глубоко вдохнув, нырнул в прозрачную манящую глубину.