— А как они это определяют? — спросил Вовка.
— У мертвых свой нюх на это…
— А я чем тогда им не подхожу? — Вовка похлопал себя по животу. — Я здоровый как конь!
— Да и мы не хуже, — пожал плечами Мишка.
— Значит, больных они хватают! — воскликнул Вовка. — У кого какая-нибудь хроническая болезнь! Или просто слабеньких! Вот они нас и не трогают!
Все трое вздохнули с явным облегчением.
Как все-таки выгодно быть здоровым!..
— Петрушкина!!! — не своим голосом вдруг заорал Мишаня. И стыдливо зажал рот ладонью.
— Что — Петрушкина? — переспросил Андрей.
— Надо бежать посмотреть, как там Петрушкина! — Голос Мишани был взволнованным. — Она же… болела недавно.
Катя Петрушкина действительно полсмены провалялась в изоляторе лагеря — простудилась на пруду. У нее была температура, заложило нос, горло распухло. Выписавшись из лечебной части, Петрушкина долго ходила по «Огоньку» бледненькой и вялой. Но мальчишек задирать и обсмеивать у нее сил хватало…
— Побежали, пацаны! — и Мишаня бросился к родному корпусу.
Вовка хотел было назвать Мишаню, вдруг проявившего такой интерес к борзой девчонке, петрушкиным женихом, но не стал — Мишка рванул в сторону корпуса четвертого отряда очень быстро, на бегу он все равно бы не услышал. И Вовка вместе с Андреем помчались за ним.
Было уже не так страшно — покойники, что шатались по лагерю, их по-прежнему не трогали.
Их было очень жалко. Еще час назад миленькой влюбленной парочкой они сидели на скамейке, обнимались, целовались, наверное, смотрели друг на друга с обожанием. И вот теперь две жуткие покойницы — одна сухая, будто мумифицированная, в длинном истлевшем платье и с хорошо сохранившейся высокой прической, другая разбухшая, бледная, с сине-серыми трупными пятнами, явно посвежее, — тянули парня и девчонку в разные стороны, разлучая их друг с другом.
— Отпустите! — жалобно кричала девчонка, стараясь вырваться из ледяных мертвых рук, тронутых тлением.
— Не отпущу! В могилу! В могилу мою отправляйся. Мой теперь белый свет! Мо-о-ой! Я тут жить буду! — выла бледная разбухшая мертвая тетка, сильной покойницкой рукой утаскивая девчонку за собой.
— И я буду жить! И я! — чуть слышно шипела замумифицировавшаяся барыня с прической.
Ее костяные пальцы так плотно сомкнулись на запястьях парня, что тот просто умирал от боли. Всеми силами он старался освободиться и прийти на помощь своей девушке.
— Отпустите ее! — просил он. — Что она вам сделала? Ну пожалуйста, отпустите, я вас прошу!