Пир стервятников

— Ренли был изменником и мятежником, а Эдрик Шторм ни в чем не повинен. Его величество — человек справедливый.

— Поживем — увидим, — пожал плечами Салладор. — Вернее, ты увидишь, потому что я ухожу в море. В это самое время наглые контрабандисты бороздят Черноводный залив, даже не думая платить законную пошлину своему лорду. — Он хлопнул Давоса по спине. — Будь осторожен вместе со своими немыми друзьями. Ты взлетел высоко, но чем выше человек взбирается, тем дальше приходится падать.

Давос не переставал размышлять над его словами, поднимаясь на башню Морского Дракона в комнаты мейстера. Он и без Салладора знал, что поднялся чересчур высоко. Он даже грамоты не знает. И лорды презирают его. И в правлении он ничего не смыслит — какой из него десница? Его место на палубе корабля, а не в замке.

Он так и сказал мейстеру Пилосу.

— Не вы же капитан, — ответил тот. — Разве капитан не управляет своим кораблем? Он должен обходить опасные воды, ловить попутный ветер в свои паруса, знать, когда надвигается шторм, и уметь этот шторм выдержать. Это почти то же самое.

Пилос говорил это с добрыми намерениями, но Давоса его слова не убедили.

— Совсем не то же самое! Королевство — не корабль… к счастью, не то бы оно пошло ко дну с таким капитаном. Я знаю толк в воде, снастях и дереве, но какой мне от этого прок теперь? Где мне найти такой ветер, который принес бы короля Станниса на трон?

— Вы уже нашли его, милорд, — засмеялся на это мейстер. — Вы с легкостью развеяли мои пустые слова своим здравым смыслом. Думаю, его величество не напрасно остановил свой выбор на вас.

— Горе луковое, а не выбор, — буркнул Давос. — Десница должен быть знатным лордом, умным и ученым, полководцем или прославленным рыцарем…

— Сир Раэм Редвин был величайшим рыцарем своего времени, но десница из него получился хуже некуда. Молитвы септона Мармизона творили чудеса, но когда он стал десницей, все королевство начало молиться о его скорой кончине. Милс Смолвуд славился своим мужеством, сир Отто Хайтауэр — ученостью, лорд Ваттервелл — умом, но в десницах они все как один потерпели крах. Что до происхождения, то короли-драконы часто выбирали десниц среди собственных родичей и в итоге получали либо Бейелора Сломанное Копье, либо Мейегора Жестокого. Для сравнения вспомните септона Барта, сына кузнеца, которого Старый Король взял из библиотеки Красного Замка и который подарил стране сорок лет мира и процветания. Изучайте историю, лорд Давос, — улыбнулся Пилос, — и вы поймете, что ваши сомнения беспочвенны.

— Чтобы изучать историю, нужно уметь читать.

— Читать научиться способен всякий, милорд. Для этого не требуется ни волшебства, ни высокого происхождения. По приказу короля я учу грамоте вашего сына — если хотите, поучу и вас.

Давос не мог ответить отказом на столь любезное предложение. С тех пор он каждый день поднимался в покои мейстера на верхушке Морского Дракона и корпел над свитками и толстыми книгами, разбирая новые слова. От усилий у него начинала болеть голова. И он чувствовал себя не меньшим дураком, чем Пестрик. Девану не было еще и двенадцати, но он намного опередил отца, а для принцессы Ширен и Эдрика Шторма чтение было столь же естественным делом, как дыхание. В учении Давос казался себе младше любого из них, однако не сдавался. Он теперь королевский десница, а десница должен уметь читать.

Узкая извилистая лестница Морского Дракона была тяжким испытанием для мейстера Крессена после того, как он сломал бедро. Давосу до сих пор недоставало старика — и он думал, что Станнис должен чувствовать то же самое. Пилос, похоже, человек умный, старательный, и намерения у него хорошие, но он еще очень молод, и король не может полагаться на него так, как на Крессена. Старик провел рядом со Станнисом долгие годы… пока не вздумал сразиться с Мелисандрой и не поплатился за это жизнью.

Наверху Давос услышал тихий перезвон колокольчиков, безошибочно возвещавший о присутствии Пестряка. Дурак ждал свою принцессу за дверью как верный пес — рыхлый, сутулый, с татуировкой из красных и зеленых квадратов на широком лице, с жестяным, украшенным оленьими рогами ведром на голове. Колокольчики на рогах звенели при каждом его движении — то есть постоянно, потому что дурак почти не стоял на месте. Неудивительно, что мейстер выставил его за дверь на время урока Ширен.

— На дне морском старая рыба ест молодую, — сообщил дурак Давосу, со звоном покачивая головой. — Я знаю, я-то знаю.

— А здесь наверху молодая учит старую. — Давос никогда не чувствовал себя таким древним старцем, как усаживаясь за урок. Все, наверное, обстояло бы иначе, если бы его учил престарелый мейстер Крессен, но Пилос ему в сыновья годится.

Мейстер сидел за своим длинным столом, заваленным книгами и пергаментами, напротив трех своих учеников: мальчики по бокам, Ширен в середине. Давос до сих пор испытывал великое удовольствие, видя своего отпрыска в обществе принцессы и королевского бастарда. Теперь Деван будет лордом, а не просто рыцарем. Лордом Дождливого Леса. Давос гордился этим больше, чем собственным титулом. Деван и читать умеет, и писать, как будто и родился для такой доли. Пилос постоянно хвалит его за усердие, а мастер над оружием говорит, что с мечом и копьем Деван тоже делает успехи. Кроме того, он набожный парнишка. «Мои братья ушли в Чертоги Света и теперь сидят рядом с Владыкой, — сказал он, услышав от Давоса о смерти четырех своих старших братьев. — Я буду молиться за них у ночных костров, и за тебя тоже, отец, чтобы свет Владыки сопровождал тебя до конца твоих дней».

— Доброе утро, отец, — сказал мальчик. Он стал очень похож на Дейла в таком же возрасте. Старший в то время, конечно, не одевался так нарядно, но у них те же квадратные лица, тот же прямой взгляд карих глаз, те же тонкие, разлетающиеся каштановые волосы. Щеки и подбородок Девана покрыты светлым пушком вроде того, какой бывает на персике, и он очень гордится своей «бородой» — как и Дейл когда-то. Из трех детей, сидящих за столом, Деван старший, но Эдрик выше его на три дюйма и шире в груди и плечах.

В этом он сын своего отца. Мало того — по утрам он усердно упражняется с мечом и щитом. Те, кто знал Роберта и Ренли детьми, говорят, что мальчик похож на них больше, чем когда-либо походил Станнис: у него их угольно-черные волосы, синие глаза, такой же рот, челюсть и скулы. Только уши выдают, что его мать — урожденная Флорент.