Во-первых, она. Невысокая хрупкая женщина с гривой рыжих волос. Она очень сильно напоминала Кэсси, с той лишь разницей, что Кэсси была юной, а эта женщина юной лишь казалась. И держалась она иначе, нежели моя сокурсница — прямо, строго, с величием, присущим лишь высшим аристократам.
Я не стала спешить с выводами и оценками касательно наших будущих взаимоотношений. Но легкий прищур глаз, которым женщина сопроводила собственнический жест Каста, когда пижон привычно обвил рукой мою талию, я отметила.
Вторую огневичку разглядеть не удалось: та скрывала лицо под капюшоном.
А третий представитель магов Огня был толст и лыс. На его лице читалась усталость. Маг напоминал канцелярского работника, которого едва ли не насильно забросили «в поле». Двое из оставшейся троицы советников тоже ничем особым не выделялись, а вот последний…
Последним оказался тот самый мужчина, который не так давно ругался с Глуном по поводу индивидуальных занятий с иномирянкой. И его присутствие меня, мягко говоря, не обрадовало. Кстати, он магом Воздуха оказался. Н-да, с воздушниками мне определенно не везет.
Рядом с высокой комиссией отирались человек десять — преподы с разных факультетов. А вот ректора, как и Эмиля фон Глуна, в зале не было.
При мысли о кураторе щеки опалило неуместным румянцем, но я этот порыв погасила усилием воли. Не до него сейчас и не до снов. И вообще, кто знает, как там провернется дальше? Возможно, Глуна уже сегодня разоблачат.
А после разоблачения что? Местный аналог Азкабана или казнь?
Воображение тут же подкинуло неприглядный образ: синеглазый брюнет с бессильным оскалом ярости на лице стоит на четвереньках. Его голова покоится на огромной деревянной колоде, а в паре сантиметров над шеей хищно сверкает лезвие топора — палач примеривается, намечает траекторию.
И хотя умом я понимала, что за убийство четверых человек казнь — наказание вполне справедливое, но… по коже все равно мурашки побежали. Невольно сглотнув, я теснее прижалась к Касту.
Пижон знать моих мыслей, разумеется, не мог, поэтому шепнул банальное и не в тему:
— Не бойся. Все хорошо будет.
А в следующее мгновение пространство наполнилось траурной музыкой. Толпа студентов расступилась, пропуская в центр зала процессию из дюжины одетых в алое мужчин, нескольких женщин и Глуна с ректором, которые замыкали шествие.
Я не сразу осознала, что перед нами представители культа Ваула — жрецы и жрицы. Первые несли три урны с прахом и один вполне похожий на земной гроб. А вторые стучали в бубны, отбивая медленный печальный ритм.
Увы, я не отношусь к числу людей, которые воспринимают похороны с отстраненным спокойствием. При виде этого шествия мне откровенно поплохело, вплоть до тошноты. Видимо, поэтому все, что происходило дальше, я воспринимала лишь краем сознания.
Сначала ректор прочитал долгую, не лишенную пафоса речь о Фиртоне. Потом еще более долгую, исполненную неподдельной скорби речь о трех погибших студентах. Церемония прощания, напротив, оказалась короткой — к жрецам, держащим урны, и к опущенному на пол закрытому гробу подошли человек десять, не больше.
Среди тех, кто изъявил желание лично попрощаться с погибшими, был и Каст. В этот момент он выглядел резко посерьезневшим и, судя по всему, вновь винил самого себя.
После этого траурная процессия в составе храмовников, преподов и членов комиссии двинулась прочь из зала. Я не знала подробностей местного обряда похорон, но, как поняла, народ к расположенному на территории храму Ваула направился. И малодушно порадовалась тому, что нас, студентов, не пригласили. Нам предстояло разойтись по аудиториям согласно расписанию и дождаться возвращения преподов.
Так мы и поступили. Послушные и заметно пришибленные произошедшим в большом зале действом.
Звонка, возвещающего начало первой пары, сегодня не звучало. Тем не менее мы послушно расселись на привычные места.