— Не побегу я никуда, — ответил Вовка, — схожу на Волгу, хочется искупаться после тренировки.
Он сходил, искупался в теплой, парной водичке, потом уселся на бревно, лежащее на берегу, и бездумно смотрел на проходящие буксиры с баржами и редкие колесные пароходы. Волны после них накатывали на берег, оставляя за собой на песке трепещущую рыбную молодь, солнце склонялось к закату и светило ему прямо в лицо. Редкие высокие облака обещали назавтра опять хорошую погоду. Было тихо, и только иногда громкие гудки буксиров нарушали эту тишину.
Пожалуй, в первый раз за эти дни он был предоставлен сам себе, и никто не нарушал его размышлений.
«Плохо, — думал он, — хотя я и в теле пацана, но, похоже, мне его радостей не испытать, хотя, может, со временем и смогу перебороть свою сформировавшуюся личность. Интересно, а дряхлеть раньше времени не начну, с таким серьезным отношением к окружающему. Вот же черт! Но все равно по-любому не получится быть проще. Не заслужить бы еще кликуху Старикан или что-нибудь типа этого».
Он еще сидел с час, пока солнце не скрылось за горизонтом, и затем потихоньку пошел домой.
Подойдя, он увидел брата. Тот сидел на крыльце и намывал ноги после футбола. Мишка сразу, с восторгом, начал рассказывать, какой фурор произвел мяч на парней, и что теперь благодаря этому он может играть, а не ждать, когда его согласятся взять в игру. Тут в дверях показалась мама и сообщила, что время позднее, а некоторым надо рано утром на работу. Вовка зашел домой, разделся, рухнул в кровать и мгновенно заснул.
Когда утром Фомин пришел на работу, Семенов его встретил с какой-то книжкой в руках.
— На вот, нашел я тебе старый учебник для фабзайцев, у приятеля выпросил. Он немного потрепанный, но читать можно. Держи, будешь изучать по вечерам вместо гульбы.
Вовка поблагодарил и взял учебник. Тот представлял собой весьма печальное зрелище. Он был весь в чернильных рисунках, которые должны были по задумке авторов означать обнаженных женщин с огромными грудями, потом эти рисунки зачеркивались, но понять, что хотел изобразить автор, все же было возможно. Фомин, пролистав несколько страниц, обнаружил еще рисунки лошадей, которые уже не зачеркивались. Он засмеялся. Семенов, который стоял рядом, заржал еще сильнее.
— Я тебе покажу потом этого художника, никогда не догадаешься, кто это был, — таинственно сказал он. — А сейчас послушай, у меня сегодня новая работа, она простая, нудная, а главное дешевая. Но есть оснасточка одна, с ней мы сегодня этих гаек накрутим до хрена. Вот смотри.
Он подвел Вовку к своему станку.
— Видишь шестигранник прокатанный, сейчас я отрезным резцом проточу несколько гаек до необходимого диаметра, а потом сверлом их высверлю, всё понятно?
— Вроде всё, — сказал ученик.
Семенов быстро поставил отрезной резец и приступил к работе, вскоре десяток будущих гаек был уже намечен. Остановив станок, Семенов поставил нужное сверло в заднюю бабку вместо конуса и начал высверливать гайки, и вскоре все они оказались на сверле.
Наставник быстро снял гайки с него и пустился в объяснения.
— Видишь, по технологической карте мы должны резцом снять внутреннюю фаску, а потом еще и резцом нарезать резьбу. Представляешь, сколько времени на это уйдет, если каждую гайку будем в кулачки зажимать. Короче, ты становись к станку, твоя забота крутить гайки, а я займусь фасками и резьбой, только аккуратней с резцом, чтобы гранями не ломало, потихоньку начинай протачивать, видел, как я работал?
Вовка молча кивнул и спросил:
— Толя, а ты что будешь делать?
Тот улыбнулся.
— Я буду на сверлильном станке работать, а ты гляди, если кто посторонний на участок придет, сразу меня предупреди.