– Так точно, товарищ генерал! – и пьяно покачнулся, расплылся в улыбке.
– Хорошо играл, жаль не за мою команду. Хочешь лётчиком стать? – пьяный, а речь вполне связная и взгляд осмысленный.
– Мне всего шестнадцать лет, – помотал головой Вовка.
– Ух, ты?! Правда что ли? – повернулся к Чернышёву.
– Так точно, товарищ генерал.
– Подождём. Андрей, запиши его данные, как восемнадцать исполнится, в армию заберём, – ткнул пальцем в адъютанта и вышел, не прощаясь, из раздевалки.
Тишина ещё долго стояла, даже после ухода полковника Андрея.
Протрезвевший почти Аполлонов прокхекался, наконец, и пожав руку Чернышёву повернулся к Вовке.
– Выйдем.
Вышли. Генерал вдруг финт ушами изобразил. Подошёл и обнял Фомина по-отечески, к груди прижимая.
– Молодец! И за игру и за ответ …лётчику. Только вот, что теперь с документами делать? – Аполлонов отстранился и вопросительно посмотрел на пацана шестнадцатилетнего. Совета от него дожидаясь.
– Придётся оставить мои документы в прежнем виде. Третьяков пусть милиционером будет, а я пока стипендию от общества получать буду.
– Сдохнешь с голоду на той стипендии. Ну, не сдохнешь, но тебе расти ведь надо. Мясо там жевать – пережёвывать. Нда. Задача. Ладно, Фомин. Я подумаю. Ты сейчас со мной поедешь. Давай переодевайся, я тебе тогда твои документы верну и Третьякова новые. С Натальей ещё позанимаешься, она сегодня пятёрку по английскому получила. Скоро придёт из музыкальной школы. Как раз поужинаешь у нас. Давай быстро переодевайся, я тебя в машине жду.
Как люди, причём всякие ведь шишки, ездят в «Победах» зимой. Холодина страшная. Дует из всех щелей, бензином воняет и страшная холодина, а говорил уже. Печки ведь нет, как и подогрева сидений. У Фёдора Челенкова «мерин» был в той жизни. МЛ – 350. Умная, заботящаяся о хозяине, машина. И вот это. Ещё ведь и роскошь «Победа» на сегодняшний день. Простой человек и не купит. Стахановым нужно стать.
Так, под стариковское брюзжание комсомольца и доехали. Ничем ужин от прошлого не отличался, только вместо антрекотов была печень говяжья по-строгановски (почти), а вместо картошки гречка. Очень вкусно и порцию специально для Вовки огромную подали.
Наталья была в платье фланелевом и кофте. В доме было холодновато, на улице похолодало и в квартире тоже. Нет автоматики, поддерживающей одну температура. На диване в гостиной, куда отправились пить чай, и где Вовка ещё не был, сразу бросались в глаза три вещи. Дорогое немецкое пианино. Чёрное, с золотом надписи и отражениями света от, без единого пятнышка, лака. Ещё был саксофон, лежащий на диване. Маленький. Они ведь как-то разделяются, насколько Фёдор помнил? Это альт, должно быть? И на стене висела точно такая же гитара, что подарил военный Вовке в первый день его пребывания в этом мире, в больнице. Рука сама потянулась.
– Ты, Володя, играешь на гитаре? – заметила его жест мама Маша, как про себя её обозвал Вовка.
– Немного.
– Сыграй! – Наталья вскочила на кресло и потянулась за гитарой.
Ох, блин. Ослепнуть что ли? Умеет создатель красивые ножки создавать.