Звездолёт, открытый всем ветрам (сборник) ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Теперь я совсем по-другому ощутил её ласку. Прикосновение её пальцев превратилось в шёпот простыней в постели, знакомой, как тело любовника. Глубина её глаз удержала меня на один миг бесконечности. То, что я увидел, отрезало от меня не только ужасное небо, но и дало представление о близости, не испытанной мной никогда, даже в объятиях Подобия и многих моих двойников.

Мои пальцы поднесли мирощуп к губам.

Ствол взвыл, разразился ослепительным светом. Моя рука сомкнулась вокруг него, содрогаясь от боли. — Мы и без тебя тут закончим, Листор. От тебя теперь никакой пользы. Какой там пользы, ты же всё и погубил!

Я пошёл, шатаясь, на Дианчи и рухнул на колени. Ствол сиял зелёным, включая поле, которое означало смертный приговор для Дианчи и меня.

— Не-е-е-ет! — заголосила Дианчи. Она прыгнула на меня, нагая и обезумевшая, и схватила меня за запястье. Снова и снова она била Стволом об камни, сотрясая мне руку.

Кровь выступила на костяшках, и от этой новой боли я разжал руку. Ствол выпал и зашустрил по камням. Я подкатился ближе и пнул его ногой, и тут зелёное сияние поразило Дианчи, и она растворилась.

Мой пинок послал ствол к выходу из лаза, кувырком наружу, где его поглотили сначала тени и затем море далеко внизу. Зелёное сияние раздробило каменный свод. Пещера обрушилась, и, отброшенный взрывом, я полетел вверх тормашками.

Обломки булыжников ранили меня, разбивались об меня. Вместе с обесформленным облаком камня я летел, кувыркаясь, вниз и врéзался в море, подняв столб брызг.

Кроме тьмы, я мало что помню. Я пришёл в себя, и выхаркал из себя воду, и сел. Ноги мне не подчинялись. Я прислонился к валуну и посмотрел на небо.

Булавочные искорки зелёных взрывов посверкивали на Землях. Один за другим Стволы уничтожали себя и других Листоров. Каждая искорка вспыхивала и гасла, и тут же ей отвечала другая на соседней Земле.

Механизмы Подобия полыхали голубым заревом. Стало ли оно ярче? Трудно сказать. Я посмотрел на обратную сторону неба, и там фон неохваченной ими Вселенной по-прежнему посверкивал красным. То ли краснота усилилась, то ли нет.

Дианчи умерла, и её смерть ничего не изменила. Сколько Листоров умерло вместе с нею? Я наконец-то заметил, что мой левый кулак был по-прежнему сжат. Другой рукой расцепив пальцы, я увидел мирощуп, который она дала было мне.

Там, в этой чёрной трубочке, скрывалась некая правда, а иначе Ствол никогда не предал бы меня. Но правдой была также и прожитая мною жизнь, и исполненный мною долг. Что важнее?

Неужели Подобие разрушено? Неужели Вселенная вот-вот обрушится в окончательное ничто?

Я сунул мирощуп за ухо, и глаза мои закрылись, чтобы не видеть зелёных искорок, всё передающихся от Земли к Земле. Устроившись так, как будто песок стал мне мягкой постелью, а море тёплым бесконечным одеялом, я стал ждать. Что бы там наверху ни случилось, это будет моё утро.

Возвращение насекомых

Вместо глаз у нее были жуки; крупные золотистые существа, чьи бледно-зелёные усики, похожие на вытянутые тарелки антенн, заколыхались, когда Стерек вступил в отсек. Стерек оторопело уставился на неё. Её груди оканчивались острыми розовато-коричневыми сосками; кожа была темнее, чем у него. Белокурый треугольник меж ног не отличался по цвету от рассыпанной по плечам пышной гривы. Давным-давно Преподы учили его, что этот цвет называется цвет мёда, хотя что такое мёд, он тогда так и не понял.

— Что, не ожидал? — её лицо расплылось в улыбке, от чего оба жука поспешно ретировались в глазницы.

Стерек заставил себя кивнуть, медленно и неуверенно. Левой рукой он ухватился за серую перегородку отсека. Холод полированного металла под пальцами не давал ему сойти с ума тут же на месте. Был он Стерек Тринан, второй инженер «Волдыря», и пришёл он, собственно, в отсек 2112V внешнего обода «Волдыря» по сигналу о неисправности сенсора. Дело житейское, оборудование ломается, инженер чинит. Эта бабёнка, даже если бы у неё были нормальные глаза, а не эта тошнотворная дичь, в план ремонтных работ никак не вписывалась.

— Видел бы ты себя сейчас со стороны, — она хихикнула, и жуки подтянулись кверху в глазницах, как будто напрягались получше рассмотреть, и их усики образовали тарелочки-антенны, слегка загородив собою брови.