— Тогда ты понимаешь, что испытываю я, и почему все-таки счастлив.
Глядя ему в лицо, Дагни впервые осознала, кем он всегда был в ее глазах: человеком с неиссякаемой способностью радоваться жизни. Напряженность стоически переносимых бед исчезла; теперь, в самый тяжелый час, лицо Риардена обрело безмятежность чистой силы — на нем было то же выражение, какое оно видела у людей в долине.
— Хэнк, — прошептала она, — я не смогу этого объяснить, но у меня такое чувство, что я не изменила ни ему, ни тебе.
— Это так.
Глаза ее казались необычайно яркими на побледневшем лице, словно в сломленном усталостью теле дух оставался бодрым. Риарден усадил Дагни и положил руку на спинку дивана, не касаясь ее и все-таки словно защищая своим полуобъятием.
— Теперь скажи,
— Не могу. Я дала слово никому ничего не говорить об этом. Могу сказать только, что обнаружила это место случайно, когда мой самолет разбился, покинула его с повязкой на глазах и не смогу найти снова.
— Не хочешь проследить по памяти свой путь туда?
— Не стану и пытаться.
— А этот мужчина?
— Я не буду его искать.
— Он остался там?
— Не знаю.
— Почему ты покинула его?
— Не могу сказать тебе.
— Кто он такой?
У нее невольно вырвался смешок:
— Кто такой Джон Голт?
Риарден удивленно посмотрел на нее, он понял, что она не шутит.
— Значит, Джон Голт существует? — задумчиво проговорил он.