Инфицированные

Перри не знал, как ответить на вопрос. Папа умер. Это только галлюцинация.

— То, что я умер, не значит, что мне за тебя не стыдно! Кусок дерьма… Разве твой папочка сдался, когда к нему пришел Капитан Рак?

— Нет, сэр, — машинально ответил Перри. Этот ответ отец долго в него вколачивал.

— Правильно, черт подери! Я боролся с ним до самого конца! А знаешь, почему, парень?

Перри кивнул. Он знал, и ответ придал ему силы.

— Потому что ты Доуси, папа.

— Да, потому что я Доуси. Я боролся, пока от меня не остался этот мешок костей, который ты видишь перед собой. Боролся. Я был сильным. И тебя учил быть сильным, хорошо учил. Кто ты, парень?

Лицо Перри приняло упрямое выражение. Отчаяние ушло, осталась лишь решимость и злоба. Пусть он умрет, но умрет как мужчина.

— Я — Доуси.

Отражение отца оскалилось в улыбке.

Перри опустил шнур, и жалюзи, вновь скрыли его отражение.

Толстуха все еще кашляла и блевала. Треугольники глазели на него с ее ягодиц. Он не чувствовал к ней жалости. Как она могла лишь безвольно ждать, даже не пытаясь бороться?!

— Мир жесток, принцесса, — назидательно сказал Перри. — Выживает сильнейший.

Раз уж она сама не почесалась, чтобы помочь себе, Перри и подавно не станет ее спасать. Кроме того, ему хотелось посмотреть на вылупление. Невозможно одержать победу, не зная своего врага.

Толстуха сотрясалась в конвульсиях еще пять минут. Спазмы перевернули ее на спину. Что с ней? Запах, конечно, тот еще, однако он вряд ли мог вызвать эпилептический припадок. Что происходит?

Ответ напрашивался сам собой. Треугольники на животе начали подергиваться под дряблой кожей, словно у женщины были судороги. Но дрожь происходила не от ее мышц.

Треугольники двигались сами по себе.

68

Они вылупляются!

Перри сидел на диване, не в силах отвести взгляда от агонии Толстухи.