Ладно… Володя знал, куда теперь идти, он даже знал, к кому следует обратиться, черт возьми…
Ресторанный чад так ударил в лицо, что Володя порадовался: как хорошо, что он больше не носит очков! А то бы точно сразу запотели… А вот и старый приятель, милейший журналист Эля Либерман!
— Володя, ты же в экспедиции?!
— Хотел уехать, да не получилось.
Володя разъяснил ситуацию, не вдаваясь во многие детали. И не Элькино это все дело, и отношения его с Мариной Эля знал — уже потому, что Володе доводилось пользоваться его холостяцкой квартирой.
Пили сухое вино, пили много, слегка кружилась голова, проблемы решались все легче, а шумный неряшливый зал превращался в чудесное местечко, где надо бы бывать почаще.
— Слушай, Эля…
Эля сделал типичное для него внимательно-скорбное лицо.
— Эля, где в Израиле можно купить автомат?
— Да где угодно… Там этого добра… — и Эля сделал решительный жест ребром ладони.
— Ну а мне-то его где купить? Вот спустился я по трапу… И что дальше?
— А зачем тебе там автомат?
Эля Либерман чуть отодвинулся; его всегда глубокие, навыкате глаза вдруг обмелели, приобрели почти нордическую эмалевую гладкость.
— Ах, Эля… Видишь ли, есть у меня такая хрустальная мечта моего детства… Представляешь, ухожу я дня на два в пустыню Негев… Представляешь?
— Ну, представляю… Только зачем? Жарища же.
— Я хочу ночью. Днем я приеду и палатку поставлю. Двойную, чтобы можно было ночевать. Поеду в сентябре, в октябре…
— Если в пустыню — лучше в октябре.
— Ну вот, главное-то ночью. Звезды мерцают, лунища… Нет, Эля, ты просто лишен поэтического чувства! А к тому же в пустыни удалялся и Моисей, и пророки, и Христос. Я уже и не помню, с какого возраста хочу все это посмотреть…
— Ну, поедешь ты в Негев, — Эля запустил руку в шевелюру типичным россиянским жестом, — только расселся, а из-за камней и ползет какой-нибудь местный Арафат…
— Вот для этого мне и автомат, Эля… Я зачем из тебя выжимаю? Тем более — я с младшим сыном хочу, с мальчишкой особенно страшно… Только мы с ним присели на камушки, а тут…