Простой расчет промелькнул у меня в голове: война вызвала невероятное вздорожание угля — он доходил до 300 шанхайских долларов за тонну. Это обходится, приблизительно — э-э! — по пять долларов за пуд! Много ли надо выловить, чтобы «плавучий дом» процветал?!
Мимо моих ушей со свистом пролетело что-то тяжелое. Оглянулся — татарин, мой напарник по дежурству, за моей спиной ожесточенно швыряет кусками спекшегося шлака в шестерых очень мирного вида китайцев, сидящих в лодке, остановившейся всего в нескольких метрах от нашей груженой баржи.
— Вы с ума сошли! Как так можно… — начал я было, но осекся: обстреливаемые вели себя странно — ничуть не обижались… Один, который помоложе, даже оскалился, захохотал и нехотя начал грести назад.
— Бей их! — кричит мне татарин, — чего глядишь: они самые воры и есть! Подлетят к барже на глазах у всех и насыпают себе угля, сколько захотят!
Татарин опытный. Учит меня раскладывать вдоль борта в разных местах кучки шлака для обстрела.
— Бросай всем, чем хочешь, норови по мордам, — наставляет он меня, но близко не подходи: багром ударят. Днем — ничего, ночью — худо!
Быстро положение вещей улеглось в ясную схему: армия песе имела свой флот!
Целый день боевые единицы этого флота носились в поле моего зрения. Лодочники, поистине, были неутомимы: сампанки кружились и теснились вокруг нас, как собаки вокруг обедающих. Они обменивались с нашими кули восклицаниями, выразительными взглядами и несколько раз имела место сигнализация жестами. Результаты этого сказались: вдруг целая сетка с углем, приподнятая лебедкой над бортом, стала как-то странно раскачиваться и так неудачно рухнула в баржу, что большая половина полетела прямо в воду. Пусть виртуоз-скрипач так управится со своим смычком, как кули на Вампу с лебедкой!..
Но как заработали тогда сампанки! Они ринулись со всех сторон одновременно, и сети точно бы сами наперегонки летели в воду. Четверть часа спустя весь просыпанный уголь выстроился ровными кучками по лодкам флотилии…
Ужасно неприятный момент: я должен бросать камнями (шлаком, что одно и то же) в почтенного вида китаянку, которая со своей лодкой пристала к нашей барже и теперь, держась руками за ее борт, подтягивается против течения. В любое мгновение она может начинать сгребать уголь в лодку, и на меня выжидательно устремлены взоры начальства. У китаянки большое круглое, такое добродушное и обветренное лицо; одета в черные ватные штаны и в такую же куртку. Руки ее перебирают крупные куски угля на нашей барже, а глаза устремлены на меня и мою поднятую с камнем руку. Неужели придется швырнуть? И против воли глаза мои с мольбой обращаются к начальству… У китаянки полная лодка ребятишек и ни одного мужчины! Нет, почерневшая рука кладет большие куски обратно и подбирает лишь то, что просыпалось за внешнюю кромку борта, — кусочки. И начальство тоже кивает мне головою — можно…
Если существовала Роза Прерий, то почему не быть Желтой Лилии Вампу? Я ее видел и сам придумал ей это имя, хотя она об этом и не подозревает.
В ряду замечательных женщин мира, с которыми мне когда-либо удалось встретиться, она по праву занимает далеко не последнее место.
Я сразу заметил ее среди других лодочников: единственными обитателями ее сампанки были совершенно дряхлые отец и мать — Лилия правила сама. Как четко вижу ее, прикованную к корме сампанки; упругие дуги ее молодого тела с силой толкают старую лодчонку. Вот она в полдень, освещенная солнцем, с удивительно миловидным лицом.
С широких парусиновых брюк стекает вода — знать, много раз забрасывала и выбирала морскую сеть. Холодный ветер, от которого мне в шубе становится неприятно, лишь освежает ее разгоряченное лицо. И никакой специальной верхней одежды! Подобие свитера или суконной рубашки заправлено в рыбацкие брюки, а на голове маленькая шапочка с чуть отогнутыми от тульи ушками. Но я не помню женского лица, которому так бы шла шляпа! И то, что шапочка была старенькая, местами потертая, отнюдь не портило впечатления, а даже вносило что-то умилительное…
Как она работала веслом! Щукой носилась на своей скорлупе среди других, когда наши кули опять просыпали очередную порцию. Черные глаза блестят, движения молниеносны и столько восхитительной отваги!
Под очертаниями тяжелой рабочей одежды легко угадывалась стройность, пожалуй, даже некая хрупкость юного тела, что, однако, не мешало ей по-приятельски обращаться с железной штангой на сети. Но самое главное — я ни разу не видел ее озлобленной!
Песе злы. Не раз приходилось наблюдать, как лодки угрожающе сближались, и их население завывало от ярости…
Жить среди озлобленных и не озлобиться самой — разве это не достижение?!
О, если бы цветы могли так часто расцветать, как ее улыбка! И если бы все вносили в свой труд столько радости, сколько она, в какое благословение он превратился бы!
Резким контрастом мне припомнились белые и желтые сестры Лилии, которые сегодня вечером после бестолкового дневного сна начнут охорашиваться, краситься, чтоб идти на ночное служение темному богу блуда…
ebooksa