В середине вечера, оставшись с полковником и начальником штаба наедине я решил затронуть вопрос, над котором уже давно раздумывал сам. Вопрос систематизации воинской подготовки рекрутов, которой на этом историческом этапе еще практически не существовало.
— А что вы скажете Иван Васильевич, если я попрошу вас письменно изложить ваши мысли насчет тренировок свеженабранных рекрутов. Чему по-вашему нужно учить бойца, как это делать, к какому результату необходимо прийти. Пожалуй, в империи сейчас у вас в этом деле опыта больше чем у кого либо, — я взял бокал с соком и сделал глоток. Я в отличии от гвардейцев столько шампанского пить просто не мог. — Хорошо бы распространить ваш опыт на другие части, а то сами знаете, как многие офицеры к задачам воспитания воинов относятся.
— Ну… — Авдеев был таким предложением явно ошарашен. Ну и бутылка шампанского, которая в нем плескалась, явно усложняла мыслительный процесс. — Это сложный вопрос, Николай Павлович. Так и не скажешь. Впрочем, это скорее к Сергею Сергеевичу, все же подготовка рекрутов скорее проходит под его приглядом, чем под моим.
Полковник Колоколов, начштаба полка при упоминании своего имени поднял голову от тетради для записей, с которой почти никогда не расставался и пожал плечами. Сергей Сергеевич мало походил внешностью на типичного русского офицера, больше напоминая учителя уездной гимназии. Сходство подчеркивали очки в тонкой проволочной оправе, невысокий рост и как будто легкая растерянность во взгляде. При всем при этом начштаба вполне умел быть жестким, а за кампанию двенадцатого года имел боевой орден.
— Пожалуй, я бы смог подготовить такой документ, ваше высочество, — Колоколов так и не смог себя заставить называть меня по имени отчеству, хоть я несколько раз об этом напоминал. — Опыта за прошедшие десять лет действительно насобиралось не мало. Пожалуй, егеря сейчас самые обученные бойцы в империи.
Как я уже говорил, в эти времена какая-то приведенная к общему знаменателю система подготовки просто отсутсвовала. Понятное дело, в полку проводилась строевая подготовка, рекруты обучались обращению с оружием, получали минимальные навыки штыкового боя, но все это не имело никакой системы и в полной мере зависело от сознательности командиров. Причем даже не офицеров — нынешние офицеры могли даже в полк являться не каждый день, особенно это касалось гвардейских офицеров — а старослужащих унтеров, на чьи плечи и были возложены задачи непосредственного командования солдатами.
В армейской среде было распространено мнение, что тренировки и учеба — это все от лукавого. При необходимости они конечно пойдут на врага, не жалея своего живота, не кланяясь пулям, естественно, положат жизнь за отечество, свою и солдатиков, как же без них, а до этого — увольте. Меня это бесило просто неимоверно, хотелось взять, разогнать всех к чертовой матери, а потом просто набрать новых и сделать по уму. Но это было объективно невозможно, поэтому приходилось двигаться вперед мелкими шажками. Есть слона кусочек за кусочком.
— Я хочу, чтобы вы подумали над вот таким предложением, — я задумчиво глянул в окно. Там над Финским заливом медленно опускалось Солнце. В отличии от других полков, почти все лето егеря проводили в полевых выходах за городом, что одновременно повышало боеготовность и делало службу тут не слишком интересной для отпрысков всяких высокородных семейств. — Хочу попробовать развернуть на базе егерского полка учебный центр. Идея заключается в том, чтобы рекруты перед распределением в полки сначала попадали сюда, и проходили начальное обучение. Сколько на это нужно времени?
— Ну… — Офицеры удивленно переглянулись и начштаба пожав плечами ответил, — зависит от того результата, который вы хотите получить, ваше высочество. От трех месяцев до полугода.
— Отлично, — я продолжил мысль, — составьте проект такого учебного центра. Что для этого потребуется. Средства, люди. Какая опять же польза от такого обучения будет. Посмотрим, что император на это скажет. Будет егерский полк учебно-боевым. Четыре действующих батальона и скажем еще четыре учебных. А может и не четыре, нужно прикинуть по количеству людей, которые в окрестностях можно разместить с соответствующим увеличением хозяйства.
— А почему именно на базе егерского полка, ваше высочество, — поправил очки начштаба и вопросительно приподнял бровь. — Нет я понимаю, обучение и все прочее, но у нас большая часть армии все же состоит из линейных полков. Их солдатам такие тренировки, в общем-то ни к чему.
— Есть причина, — кивнул я, признавая резонность вопроса. Как не крути егеря в императорской армии были силой сугубо второстепенной, выполняющей достаточно узкий круг задач, мало пересекающийся с задачами линейных полков. — Вы знали, господа, какие потери несет русская армия от болезней? В мирное время?
— Нет, ваше высочество, у нас нет таких сведений, — Авдеев, который явно никогда об этом не задумывался, только пожал плечами.
— От восьми до тринадцати процентов солдат. В год! И это сидя на квартирах. В походе число умерших от болезней легко доходит до трети. Десятки тысяч человек. Мужиков, которые могли бы пахать, сеять, растить детей в конце концов.
— Это очень много, — Авдеев мотнул головой. — Насколько точны эти числа?
— Достаточно точны. Но дело не в точности, дело в том, что в егерском полку за все время количество смертей от болезней не превышало трех процентов в год. В среднем полтора-два. Вы помните в каком году была отпечатана памятка по сохранению здоровья солдата?
— В десятом? — Чуть нахмурившись попытался напрячь память Колоколов.
— В восьмом. Восемь лет назад! И как вы думаете, много офицеров применяют ее на практике? Хрена с два! Причем они искренне не понимают, какой смысл в сохранении здоровья солдат. Умрет сегодня один — завтра пришлют другого, делов-то. Такая вот история, господа егеря, — я с усилием взял себя в руки, благо не так много выпил, чтобы окончательно потерять контроль. Хоть тема была конечно тяжелая и максимально злободневная. — Так что думайте. Если дело пойдет, будут вам и ордена, и звезды на погоны, обещаю.
К сожалению, никакие более глобальные реформы русской армии пока существовало крепостное право были абсолютно невозможны. По чисто экономическим причинам. В эти времена рекрутов набирали преимущественно именно из зависимых крестьян — государственных, помещичьих и удельных. Они составляли от восьмидесяти до девяноста процентов рекрутского набора. Все остальные — мещане, свободные крестьяне и прочие инородцы составляли в войске величину достаточно незначительную. Естественно, в таком случае призыв каждого крепостного бил по мошне помещика, забирая у того имущество, что русскому дворянство нравиться не могло. Я и уменьшение срока службы до десяти лет — с пребыванием в запасе в течении еще десяти лет — сумел пробить только на волне сокращения армии после войны двенадцатого года.
В недрах Михайловского замка потихоньку разрабатывались проекты реформы способов комплектования войска, которые не должны были привести к большим социальным потрясением. Например, в качестве подобной меры прорабатывалось распространение призыва на иудеев, которые нынче от службы в армии были избавлены и вместо этого платили взнос деньгами. Распространение на иудеев рекрутской повинности должно было способствовать еще и интеграции членов их закрытого общество в социум Российской империи.