Вторжение

22
18
20
22
24
26
28
30

Брови Джексона в изумлении изогнулись дугой.

— Ты что, смеешься надо мной? Я просто затраханный механик-ремонтник, вот и все! Мы все здесь телефонные ремонтники, кроме... — Он старался не глядеть в сторону Дили. — Послушай-ка, о чем мы вообще говорим, человек? Мы все попали в одну и ту же беду.

— Я смотрю на это дело иначе. Ты выглядишь здоровым, как ребенок, черномазый. Вы все тут выглядите здоровыми, как дети. Немного грязноватые, может быть, но в довольно хорошем состоянии, если принять во внимание все. Мы мало видели таких, вроде вас.

— А разве есть другие? — Дили не мог удержаться от вопроса. — Вы многих видели? Сколько? — Ему снова достался упреждающий удар рукояткой мотыги. — Нет, пожалуйста, это ведь важно. Вы должны рассказать нам.

— Я ничего тебе не обязан рассказывать, дерьмо. — Человек по имени Ройстон (в этот исключительный момент для Дили было не важно, было ли это его именем или фамилией) прогуливался взад-вперед. — Ты что же, думаешь, что все поумирали? Ну, большинство — да, парень, и даже те, кому этого не следовало бы делать. Но ты все еще не рассказал мне, почему ты выглядишь таким пухленьким и здоровым. Ты знаешь что-то, чего мы не знаем?

Он присел на корточки и раскинулся вокруг них.

— Посмотри-ка на нас, человек, — негромко, как бы тайком сказал негр. — Мы все в болячках, у нас кашель, раны, которые никогда не заживут. У нас есть все это дерьмо, и кое-кто из наших братьев уже умер просто от страшной простуды. Понимаешь, о чем я толкую? Видишь эту маленькую сестру вон там? У нее по всему телу гноящиеся язвы. Видишь вон того парня на костылях? Его нога воняет так, что мы даже не можем идти рядом с ним. — Теперь он говорил почти шепотом. — Половина из них заживо умирают, а они даже не знают этого.

— Разве здесь нет никаких больниц, никаких медицинских центров?

— Ты, видно, не слышишь меня, мистер. Здесь нет ничего: ни больниц, ни помощи, ничего! Одно только хорошо: здесь нет никакого закона, кроме того, который мы носим с собой. — И он постучал ножом по дулу винтовки. — Мы берем, что хотим, и делаем, что хотим, понял?

Дили медленно кивнул, уразумев, что единственное правило теперь — только грубая сила.

— И в городе нет никаких войск?

Ройстон позволил себе короткий смешок, и Дили содрогнулся от его зловонного дыхания.

— Ничего. Ничего нигде не осталось. Ни здесь, ни во всем этом проклятом мире. Мы пришли с другой стороны реки в надежде, что здесь хоть что-нибудь уцелело. Но все, что мы нашли, — это мертвые, да еще гуляющие мертвецы. Конечно, есть еще несколько групп, вроде нашей. Они держатся за счет того, что сумеют достать. Если понадобится, то и убивают для этого. Закон джунглей. И ты, видно, думаешь, что хорошо было бы применить его и ко мне, угу? Ну так вот он я — болтаю с тобой, а ты еще не ответил мне ни на один вопрос. — Он коснулся кончиком ножа носа Дили, и голос его стал жестким: — Сколько вас здесь собралось и где нам искать это убежище?

— Смотри, что я поймал! — донесся откуда-то издали голос, и все головы повернулись в его сторону.

Из тумана возникли две фигуры, и одной из них была Кэт. Ну конечно же, вспомнил Дили, она прошлой ночью ушла вместе с Калвером в сторонку, поискать себе для ночлега отдельное местечко.

Вторым был белый мужчина. Одежду его составляли брюки на несколько размеров больше, чем следовало, мешковатая куртка и жилет, надетый прямо на голое тело. Намотав на руку волосы Кэт, мужчина толчками гнал девушку вперед. В другой руке он держал изогнутый крюк для мяса.

Улыбка, промелькнувшая в глазах Ройстона, была не из приятных, он поднялся с корточек. Другие мужчины из его группы с интересом наблюдали за происходящим, а вот блондинка с шелковым шарфом разглядывала Кэт с неприкрытой враждебностью — будто та несла в себе какую-то угрозу.

— Спала совсем неподалеку отсюда, — с ухмылкой объявил конвоир Кэт.

Лоб его был повязан красным носовым платком, защищавшим глаза от длинных волос. Как и все остальные из их группы, он явно давно не брился. На его лице виднелись пятна: видимо, он избавлялся от растительности, выжигая ее.

— Она что, сама по себе? — спросил человек, которого называли Ройстоном.