Отцу удалось наконец справиться с запонками, и он, повернувшись к зеркалу, начал завязывать галстук. В зеркале было видно, что руки у него дрожат.
— Надо быть современным. Жестким. Сейчас такая конкуренция. И переодеваться к обеду. Это очень важно — переодеваться к обеду.
Мать, нарядная, в золотисто-зеленом полосатом шелковом платье с открытыми плечами, подошла к отцу сзади и, выглядывая из-за его белого рубашечного плеча, стала причесываться.
— О чем ты вообще говоришь, дорогой?
Отец встряхнулся, снял с вешалки пиджак.
— Это… просто рыбалка, — он потер переносицу с такой силой, что осталось красное пятно, — приятно, но утомительно. Доча, ты с нами?
— Да, — кивнула она, — с вами. Сейчас. Только в ванную схожу.
Дверь в ванную была закрыта. Она несколько раз дернула за ручку, но дверь так и не поддалась.
— Пасик в ванной, солнышко, — сказала мать неразборчиво, поскольку красила губы.
— Так долго? Что можно делать в ванной так долго?
— Не знаю, солнышко. Просто заперся в ванной. Пойдем, дорогой, не надо заставлять Броневских ждать.
Родители вышли рука об руку, хлопнула входная дверь, в ванной зашумела вода и стихла.
Она еще раз дернула ручку:
— Пасик!
— Отстань, тварь, — огрызнулся Пасик из ванной.
Тогда она взяла со столика сумочку и достала записку. На сложенной вчетверо бумажке крупным детским почерком было выведено:
Цифра «8» расплывалась и скорее походила на девятку. А может, это и была девятка. Или шестерка.
Она развернула записку.
Мамочка! Мы с Маринкой попали в ужасную историю. Маринка (густо зачеркнуто) Они сказали (зачеркнуто) Срочно поезжай (размытое пятно) и в посольство и скажи (размытое пятно) вернуться, или прямо в правительство, что угодно, ты только не волнуйся, но тут на самом деле очень плохо, все оказалось совсем не так, и я не знаю…