Гарри Поттер и орден феникса

Тут из двери в дальнем конце коридора показалась чья-то голова, и раздался крик:

– Сверкароль, проказник, куда ты опять удрал?

Немолодая знахарка с добрым лицом и елочным дождем в волосах торопливо дошла до двери и заулыбалась ребятам.

– Ах вот что, Сверкароль! У тебя гости! Как это мило, и к тому же в Рождество! Знаете, к нему ведь никто не ходит, к бедняжке! Ума не приложу почему, он у нас такой зайчик… Правда, лапушка?

– Мы пишем автографы! – с лучезарной улыбкой сообщил Сверкароль знахарке. – Им надо много-много! Отказы не принимаются! Надеюсь, мне хватит фотографий…

– Только послушайте, – с нежностью сказала знахарка, улыбаясь Чаруальду как шаловливому двухлетнему малышу, и взяла его за локоть. – Пару лет назад он был известной личностью, и мы очень надеемся, что его страсть раздавать автографы – признак, что память возвращается. Вы не зайдете? Понимаете, у нас закрытое отделение, он, должно быть, улизнул, пока я вносила рождественские подарки, обычно-то мы дверь запираем… Не подумайте, он не опасен! Но, – она понизила голос до шепота, – бедняжка, храни его небеса, может сам себе навредить… Он же не помнит, кто он такой, уйдет куда-нибудь, а дорогу назад найти не сможет… как замечательно, что вы зашли его навестить.

– Э-э, – Рон показал наверх, – мы вообще-то… э-э…

Но знахарка выжидательно улыбалась, и слова Рона «хотели выпить чаю» как-то растворились в воздухе. Ребята беспомощно посмотрели друг на друга и вслед за Чаруальдом и знахаркой пошли по коридору в отделение.

– Только давайте недолго, – шепнул Рон.

Знахарка указала палочкой на дверь палаты им. Яна Вотжедуба и пробормотала: «Алохомора». Дверь распахнулась, и она, не отпуская Чаруальда, первой ступила через порог, подвела больного к его койке и усадила рядом в кресло.

– Это палата для хроников, – негромко проговорила она. – Для неизлечимых. Конечно, при современных зельях и заклинаниях – и известной доле удачи, разумеется, – можно рассчитывать на некоторое улучшение. Сверкароль, например, явно начинает понимать, кто он такой; у мистера Дода тоже наблюдается улучшение и речь восстанавливается. Мы, правда, никак не разберем, что он говорит… Ладно, ребятки, я еще не всем раздала подарки, так что я вас оставлю, поболтайте пока.

Гарри осмотрелся. Да, сразу видно, что в этой палате пациенты живут постоянно; там, где лежит мистер Уизли, личные вещи никто не копит. Стена у койки Чаруальда сплошь увешана его портретами – все они зубасто улыбаются и приветливо машут. Многие подписаны Чаруальдом для себя, детскими печатными буквами. Сейчас, как только знахарка усадила его в кресло, Сверкароль придвинул к себе свежую стопку фотографий, схватил перо и со страшной скоростью начал ставить автографы.

– Можете раскладывать по конвертам, – сказал он Джинни, одну за другой швыряя подписанные фотографии ей на колени. – Видите, меня не забыли, я постоянно получаю кучу писем от поклонников… Глэдис Прэстофиль пишет каждую неделю… Знать бы еще зачем… – Он озадаченно замер, но затем вновь просиял и с удвоенной энергией взялся за автографы. – Полагаю, дело в моей внешности…

На койке напротив лежал очень печальный мужчина с нездоровым цветом лица; он что-то бормотал себе под нос и не замечал ничего вокруг. Через две койки от него находилась женщина с головой, обросшей густой шерстью; Гарри вспомнил, что нечто подобное случилось во втором классе и с Гермионой – к счастью, ее случай оказался излечим. Две самые дальние койки были отгорожены цветастыми занавесками, чтобы посетители могли спокойно пообщаться с больными.

– Вот видишь, Агнес, – весело обратилась знахарка к женщине с меховым лицом, передавая ей небольшую горку рождественских подарков. – И тебя не забывают! И сын твой прислал сову, что вечерком забежит. Замечательно, правда?

Агнес несколько раз громко гавкнула.

– И, Бродерик, смотри, тебе прислали цветочек в горшке и чудесный календарь. Вот, тут на каждый месяц – новый красивый гиппогриф! Все веселей будет, правда? – Знахарка подошла к бормочущему человеку, поставила на тумбочку малопривлекательное растение с длинными вислыми щупальцами и с помощью палочки повесила на стену календарь. – И… ой, миссис Лонгботтом, вы уже уходите?

Гарри круто обернулся. Цветастые занавески были раздвинуты, а по проходу между койками к двери шли посетители: грозная старуха в длинном зеленом платье, побитой молью лисьей горжетке и остроконечной шляпе с чучелом ястреба и – Невилл. Он уныло брел по пятам за бабушкой.

До Гарри вдруг дошло, кого они навещали, и его бросило в жар. Лихорадочно озираясь, он искал, чем бы отвлечь остальных, чтобы Невилл вышел из палаты незамеченным, чтобы ему не пришлось отвечать на вопросы. Но Рон, услышав фамилию Лонгботтом, тоже поднял глаза и, не успел Гарри его остановить, позвал:

– Невилл!