Том оторопел. Голос монстра был тихим и утомленным, но обыкновенным, человеческим!
— Кто тебя ранил?
— Солдаты.
Чудовище полезло рукой куда-то за спину и протянуло Тому что-то зажатое в кулаке. На ладонь Редерсона высыпались две пулеметные пули.
— Но и вы же нападаете на солдат?! — возмутился Том, понимая, что перед ним сидит одно из тех существ, которых он встретил в Восточном городе.
— Мы голодны и охотимся, — был спокойный ответ.
Покончив с зализыванием ран, монстр стал водить руками по воздуху перед собой, словно гладя какой-то невидимый предмет. Пространство под его ладонями заколебалось, словно жидкое, и вдруг вспыхнуло ярким светом. Воздух наполнился странным кисловатым запахом, который, как и раньше, на полигоне, обжигал горло и легкие. Взметнулся хвост и, коснувшись Тома, толкнул его к дверям.
— Иди, если хочешь жить, человек. Тебе было позволено меня сфотографировать. Теперь иди.
Оно убрало руки и стало пристально всматриваться в светящийся шар, который, медленно вращаясь, застыл в воздухе возле монстра. Шар стал быстро увеличиваться в объеме, одновременно меняя яркость: он темнел, становился желтым, красным, наконец, черным, и стал трескаться, и в его трещины ровными лучами, слепя и обдавая жаром все вокруг, со свистом стал вырываться бело-голубой свет.
— Иди, — еще раз сказало чудовище. — Очень мало времени у тебя осталось.
Том в последний раз сфотографировал монстра с шаром, поднял кинокамеру и постучал в двери. Как только ее отворили, он закричал Макартуру, вспомнив, что произошло с джипом в Восточном городе:
— Генерал, надо быстро уходить! Быстро!..
Макартур удивленно посмотрел на него.
— Том!.. В чем дело? Ты сделал работу?
— Да, черт бы вас побрал! Теперь бегите!..
— Но там же еще люди остались?
— Там никого в живых не осталось! — крикнул уже на бегу Том. — Все мертвы…
Он бежал, инстинктивно понимая, что надо успеть до поворота, туда, где не достанет ударная волна от взрыва, который вот-вот должен был произойти. Бежал и слышал, как вслед за ним бегут остальные. Добежав до намеченного места, он остановился, переводя дыхание. "Это в самом деле какая-то чертовщина! — в такт набата пульса гремела мысль. — Говорящее чудовище!.. Я схожу с ума! Наверняка". На него кто-то налетел, сбил с ног, забарахтался и заругался. Тотчас их накрыло огнем. Коридор зашатался, искривился, покрылся трещинами и утонул в грохоте и темноте…
В кабинете было жарко и душно, но Тома трясло от озноба. Принесли одеяло, и он набросил его на плечи, чтобы согреться. На стене висел портрет президента. Слегка улыбаясь, Рузвельт неподвижно взирал на сидящих за длинным столом. Все молчали, слушая нервное постукивание пальцев генерала по полированной поверхности стола. Макартур был бледен и непрерывно оглядывал окружающих. По столу были разбросаны фотографии. Стентон безразлично подтягивал их к себе одну за другой и вновь отталкивал от себя. Фотографии скользили по столу и останавливались. Самые близкие карточки он вновь придвигал к себе, и все начиналось сначала… Сенатор Кали дремал, распространяя вокруг себя густой тошнотворный запах перегара. Иногда тонкая струйка слюны стекала с его губ на подбородок и оттуда свешивалась тонкой блестящей ниткой, падая на дорогой черный галстук. Он просыпался, пялился на всех воспаленными со сна мутными глазами и вновь ронял голову на грудь, начиная блаженно сопеть и причмокивать губами. На него никто не обращал внимания. Пилано несколько переусердствовал в клубе накануне, и когда его привели в этот кабинет, долгое время не мог понять, чего от него хотят. На все объяснения и рассказы он отвечал откровенным хохотом, но все-таки поставил свою подпись под протоколом, так до конца и не разобрав всей сути проблемы. Демир Сотен, напротив, мерил нервными шагами дальний конец комнаты, время от времени звеня ложкой в стакане, помешивая давно остывший чай. Он был полностью погружен в собственные размышления, и иногда короткие, взволнованные: "нет!", "да!", "ну?" слетали с его губ, когда для мыслей не хватало места под черепом. Он дольше всех расспрашивал Редерсона и первым поставил подпись под протоколом. Рик Питсон, откинув немного назад голову, чтобы не выпали из ноздрей пропитанные багровой кровью ватные тампоны, раскачивался на стуле, придерживая и баюкая раненую руку, подвешенную к шее на специальном ремне. Перед ним стоял стакан с остатками воды и коробка Аспирина. Возле Томпсона суетился врач, делая внутривенную инъекцию. Голова сенатора была туго стянута бинтом, который на затылке алел большим кровавым пятном, лицо, багровое и опухшее, блестело от противоожоговой мази. Он отказался лечь в госпиталь на базе, но было видно, что полученные им раны доставляли ему немало беспокойства. Клаус Рубен сидел спиной ко всем, кивал головой своим мыслям и беспрестанно дымил сигарой. Действие специального мыла окончилось, и Клаус демонстрировал всем темную полосу пота, растекающуюся по его широкой спине. Рубашка вылезла из брюк, и в просвете между одеждами виднелась розовая кожа с впадинкой между ягодицами. Позади него, на столе, стоял черный телефон прямой правительственной связи, пепельница, полная сигарных окурков, пустой стакан из-под виски, коробка сигар и большая серебряная зажигалка. Время от времени Рубен поворачивал голову на толстой складчатой шее и косил глазами то в одну сторону, то в другую — на Тома, Питсона и Томпсона, не скрывая в своем взгляде презрения. Сенатор отказывался верить всему: рассказам, фотографиям, фильму, ранениям и разрушениям, и поставил свою подпись под протоколом только потому, что оказывался единственным, кто мог впоследствии не попасть в "первый кадр" событий.
Было 6:34 утра.
ebooksa