Толпа рычала и аплодировала. Наркотик действовал. Цири дрожала от эйфории, ее зрение и слух отмечали каждую деталь. Она слышала хохот Хувенагеля, пьяный смех маркизы, серьезный голос бургомистра, холодный бас Бонарта, повизгивание жреца — защитника животных, писки женщин, плач ребенка. Она видела темные потеки крови на ограждавших арену бревнах, зияющую в них обрешеченную вонючую дыру. Блестящие от пота, скотски искривленные морды над ограждением.
Неожиданное движение, поднимающиеся голоса, ругань. Вооруженные люди, расталкивающие толпу, но увязающие, упирающиеся в стену охранников, вооруженных алебардами. Одного из этих людей она уже встречала, помнила смуглое лицо и черные усики, похожие на черточку, нанесенную угольком на дрожащую в тике верхнюю губу.
— Господин Виндсор Имбра? — Голос Хувенагеля. — Из Гесо? Сенешаль высокородного барона Касадея? Приветствуем вас, приветствуем зарубежных гостей. Прошу вас. Плата при входе!
— Я сюда не в игрушки играть пришел, господин Хувенагель! Я здесь по делам службы. Бонарт знает, о чем я говорю!
— Серьезно, Лео? Ты знаешь, о чем говорит господин сенешаль?
— Без дурацких шуточек. Нас здесь пятнадцать! Мы приехали за Фалькой! Давайте ее, иначе худо будет!
— Не понимаю, чего ты кипятишься, Имбра, — насупил брови Хувенагель. — Но заметь — здесь не Гесо и не земли вашего самоуправного барона. Будете шуметь и людей беспокоить, велю вас отсюда плетьми выставить!
— Не в обиду тебе будь сказано, господин Хувенагель, — остановил его Виндсор Имбра, — но закон на нашей стороне! Господин Бонарт пообещал Фальку господину барону Касадею. Дал слово. Так пусть свое слово сдержит!
— Лео? — затряс щеками Хувенагель. — О чем это он? Ты знаешь?
— Знаю. И признаю его правоту. — Бонарт встал, небрежно махнул рукой. — Не стану возражать или причинять кому-либо беспокойство. Вон она, девчонка, все видят. Кому надо, пусть берет.
Виндсор Имбра замер, губа задрожала сильнее.
— Даже так?
— Девчонка, — повторил Бонарт, подмигнув Хувенагелю, — достанется тому, кто не поленится ее с арены вытащить. Живой или мертвой — в зависимости от вкусов и склонностей.
— Даже так?
— Черт побери, я начинаю терять спокойствие! — Бонарт удачно изобразил гнев. — Ничего другого, только «даже так» да «даже так». Шарманка испорченная. Как? А вот так, как пожелаешь! Твоя воля. Хочешь, напичкай мясо ядом, кинь ей, как волчице. Только не думаю, что она станет жрать. На дуру не похожа, а? Нет, Имбра. Кто хочет ее заполучить, должен сам к ней спуститься. Туда, на арену. Тебе нужна Фалька? Ну так бери ее!
— Ты мне свою Фальку под нос суешь, будто сому лягушку на удочке, — проворчал Виндсор Имбра. — Не верю я тебе, Бонарт. Носом чую, что в той лягушке железный крючок укрыт.
— Ну и нос! Какая чувствительность к железу! Поздравляю! — Бонарт встал, вынул из-под скамьи полученный в Фано меч, вытянул его из ножен и кинул на арену, да так ловко, что оружие вертикально воткнулось в песок в двух шагах от Цири. — Вот тебе и железо. Явное, вовсе не укрытое. Мне эта девка ни к чему. Кто хочет, путь берет. Если взять сумеет.
Маркиза де Нэменс-Уйвар нервически засмеялась.
— Если взять сумеет! — повторила она пропитым контральто. — Потому как теперь у тельца есть меч. Браво, милсдарь Бонарт. Мне казалось отвратительным отдавать в руки этим голодранцам безоружное тельце.
— Господин Хувенагель. — Виндсор Имбра уперся руками в боки, не удостаивая тощей аристократки даже взгляда. — Этот вертеп разыгрывается под вашим покровительством, потому как ведь театр-то ваш. Скажите-ка мне, по чьим правилам здесь играют? По вашим или бонартовским?
ebooksa