По ту сторону стаи

22
18
20
22
24
26
28
30

   "Не ушла". Значит, Винс успел, рванулся назад и рискнул пройти через наглое зеркало. Молодец. Где бы у чёрта на рогах он ни оказался, это "где-то", по крайней мере, не здесь.

   Как близко до свободы - всего несколько шагов и ключ, которого у меня уже нет. И непреодолимая преграда в виде дежурного наряда Сектора.

   - Двое и прислужник, - кто-то ещё выходит из дома.

   - Урожайная ночка, а? - вставляю я с насмешкой.

   - Ах ты... - он не договаривает. Вот теперь удар так удар! Сразу видно, нача-а-альник пришёл. "Покойник" пинком заставляет меня перевернуться на спину, и теперь приходится лежать на руках, стянутых наручниками. К самому лицу опускается огонёк - кажется, такие фонари называются "Летучая мышь". Назывались - где-то там, в другой жизни.

   - Близзард, - говорит он. - Я мог бы и догадаться.

   Презрительно усмехаюсь. А что мне ещё остаётся?

   - Ключ её где? - спрашивает он.

   Да, я бы тоже хотела это знать. Его коллеги переглядываются, и тот, что постарше, быстро меня обыскивает. Результат отрицательный.

   - Бабу в Сектор, - распоряжается начальник. - Эдвард, в дом не заходи, - останавливает он молодого, который делает было шаг к крыльцу. - Периметр прочесать, бирюльку её найти. Хоть всё здесь вверх дном переверните.

   - Что, не боишься, что нервы сдадут? - иронизирую напоследок перед тем, как старший с такой силой дёргает меня к себе, что земля уходит из-под ног. И всё так же благоухают невидимые в темноте розы...

   Чёртов засранный кабинет в чёртовом Секторе. Стол завален бумагами, скрепками и прочим мусором; на стене прилеплены фотографии тех, кого Внутренний Круг жаждет видеть за решёткой тюрьмы Утгард. Рудольф, Анри, кто-то ещё... Винс, рядом я собственной персоной, почему-то Лена, хотя она уже давно не на свободе. Не могу больше никого разглядеть - зрение всё время стремится расфокусироваться после того, как меня хорошенько прикладывают затылком об стену и пихают к низкой длинной лавке, липкой, будто её облили пивом. На ней я, по-видимому, должна ожидать своей дальнейшей участи.

   Рядом со мной сидит какой-то чудной старик и дрожащими пальцами перебирает пустоту, будто чётки - их, видать, отобрали. Из обрывков разговоров я выясняю, что вроде бы он тут за то, что торговал в деревенском трактире амулетами "от порчи", которые, надо полагать, не делали ни шиша или делали как раз обратное, - в общем, за чушь собачью. Юморист. Зачем ему это было надо, не представляю. Старик, всхлипывая, нудно бубнит себе под нос одно и то же, будто заезженная пластинка. Он занимается этим до тех пор, пока не натыкается на мой тяжёлый взгляд.

   - Заткнись, - говорю я. Он вздрагивает.

   В помещении никого. Рыщут, похоже, "на периметре". Чудесная предстоит вечеринка, Близзард. Только последняя - но разве не относительно всё в этом мире? Ещё час назад я была охотником, сейчас - добыча, а завтра... Завтра будет завтра.

   Вокруг нет ни одного зеркала, а если бы и были, так что с того, когда нет ключа? Наручники врезаются в плоть с такой силой, что я, кажется, останусь без рук прежде, чем меня засунут в ледяной ад Межзеркалья. А что впереди ждёт именно он, нет ни малейшего сомнения.

   Межзеркалье всегда ждёт в итоге таких, как я...

   ...Отверженных, выкинутых за борт соплеменниками, решившими идти вперёд. Не пожелавших, подобно этим соплеменникам, слиться с людьми и прикидываться, что мы такие же, как и они.

   Да, у меня тоже было две руки, две ноги и одна голова. Но ещё у меня была гордость, чистая кровь, память о Тёмных Веках и желание, а, главное, возможность держаться от людей подальше. От их дурацких домов, дурацких машин, фабричного дыма, поездов, телефонов - и дурацких суеверий. Даже иные слова у них были дурацкие, и от них попросту болел язык. А тот, кто назвал бы меня ведьмой или фейри, был бы мёртв быстрее, чем успел произнести это слово до конца. Дурацким и опасным был весь мир в радиусе нескольких миль вокруг меня - если там находились люди.

   Однако всё же мы жили в этом мире, а не в каком-нибудь другом, и год на дворе стоял тысяча девятьсот девяносто пятый, - и потому от костров святейшей инквизиции нас отделяло несколько сотен лет. Но надо было быть самовлюблённым легкомысленным дурнем, чтобы забыть о том, что история движется по спирали. Время от времени кто-нибудь брал и открывал своё поместье, снимая опёку владетеля: конечно, куда как интереснее было слиться с местным дворянством. Балы, охота, смешанные браки, плодящие полукровок, взращённых не в сообществе себе подобных, а в окружении людей. А следом за этим неизбежно революции, войны, народные восстания, просто идиотские смуты. И виной всему - чёртовы полукровки, не воспитанные, как должно. У них напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, заставивший их хотя бы не распускать свои поганые языки. Поместья горели, как костры, оставляя после себя чёрные руины, где нельзя было найти и трупов тех, кто ещё вчера гордо выезжал в сопровождении сонма слуг и псовой охоты. Надменных заносчивых глупцов, из-за скуки поплатившихся собственной жизнью. Трусов, не способных драться и убивать, из опасения предстать перед Кругом - за убийство всего-то кучки никчёмных людишек, напуганного деревенского сброда, которые сильны только тогда, когда их много.