Нерушимый 2

Все столики были заняты, пустовал лишь один, возле ведущих. Точнее не пустовал, там был Барановский и четыре пустых тарелки. Официант привел нас к этому столику. Я окинул взглядом стол, и желудок взревел раненым буйволом. Поросенок жареный целиком, гусь рождественский, дичь всякая мне неведомая, рыба, креветки, осьминожки, куча салатов… Нехило номенклатура питается, небось с Дальнего Востока утренним рейсом?

Но хотелось мне другого, а все знают, что гештальт надо закрывать.

Я сел и попросил у официанта:

— Мы обедали у вас сегодня, и были котлетки с пюре. Можно мне порцию?

Официант округлил глаза, но взял себя в руки, записал мои пожелания в планшет и удалился, а я, чтобы не захлебнуться слюной, налег на греческий салат. Огромных усилий стоило не грести все подряд и не давиться, как голодающий.

Котлеты принесли минут через двадцать, в полдвенадцатого.

Только я собрался на них наброситься, как о спинку стула оперлась Вика Лесневич, нависла надо мной. На ней было короткое платье, такое… как чешуя. Будто с одной змеи кожу сняли, а на вторую надели.

Витаутович оглядел ее с головы до ног, взял рюмку коньяка и удалился. Я с сожалением посмотрел на котлеты, на Вику, снова на котлеты. Вспомнил: «Чего тебе надобно, старче?» Вика хотела помириться и еще немного — меня. От ее похотливого желания у меня и самого слегка кровь забурлила, и начал просыпаться боевой боец в штанах.

— Александр, можно тебя на пару слов?

Вика отхлебнула из бокала и сделала несколько шагов в сторону, к пальме, где в клетке вниз головой висел попугай Гарри. Я с тоской посмотрел на котлетки, с которыми меня снова разлучали. Вика провела кончиком языка по алым напомаженным губам и проворковала:

— Сань, ты зла на меня не держи. Ну, сглупила. Выпившая была, голову потеряла.

— Дур-ра, дур-ра, — крикнул Гарри.

Он, конечно, говорил «дурак», но последний звук проглатывал, и получалась «дура» на французский манер.

— Да я забыл уже, — улыбнулся я, страстно желая вернуться за стол, куда пришел Тихонов, но без тренера.

— А я нет, — она снова облизнулась.

— Дура хочет! Хочет! — крикнул попугай, распушил хохолок и закричал пронзительно: — Жр-р-рать! Куш-ш-шать! — И вдруг задал вопрос с интонациями Достоевского: — Да?

Видимо, слепил эту фразу из «Гарри дурак» и «Гарри хочет кушать», но получилось забавно.

Вика посмотрела на него злобно, я пожелал ей хорошего вечера и вернулся к своим котлеткам, огляделся по сторонам и приступил к трапезе.

Мать моя женщина! Это была пища богов! Сто лет ни я, ни Звягинцев не ели домашних котлеток — сочных и ароматных, тающих во рту. Огромных усилий требовалось, чтобы не закатить глаза и не замурлыкать от удовольствия. Вот он, момент истины! Только ради этого стоило победить.

Владимир Тихонов и Дмитрий Барановский тоже проголодались и были заняты поглощением пищи. «Самый голодный столик», — подумал я, отрезая себе кусок гуся, индейки или что оно такое и накладывая родное оливье и сельдь под шубой.