— Ты круто-ой! — не унималась та же девушка, и я посмотрел на нее.
Мы двигались как раз в ее сторону, а когда приблизились, оказалось, я ошибся в темноте, не девушка она, а баба-ягодка. Лет пятьдесят ей, если не больше. Лицо было гладким и молодым, но морщинистая шея выдавала возраст.
— Найди меня, Фартовенький! — промурлыкала она. — Я тебе покажу небо в алмазах, мальчик! Я Роксана, меня все в Лиловске знают!
— О да, знают, — усмехнулась пассия Достоевского, проходя мимо нее. — Роксаночка, через тебя же весь Лиловск прошел, клейма ставить некуда!
— Да иди ты, тварь! — начала ругаться дама. — Сама как к Досту попала, а?
Достоевский нахмурился, покрутил в воздухе пальцем, и через несколько секунд голос Роксаны стих. Мы отошли подальше от толпы, куда-то, куда запускали только избранных. Я приостановился, спросил у Достоевского:
— Куда мы идем, товарищ Халилов? Мне же надо получить выигрыш?
— Здесь деньги не дают, — усмехнулся он. — Давай за мной.
Амбалы взяли нас в «коробочку», и я почувствовал себя знаменитостью. Впрочем, особо не обольщался, потому что судьба моя была туманна.
Мы направились в сторону, противоположную раздевалкам, по ступенькам взобрались на постамент наподобие сцены, где обнаружилось окно. Нет, это дверь. Единственная огромная, как витрина, зеркальная дверь, и что-то подсказывало — из пуленепробиваемого стекла.
Прежде чем ее открыть, Достоевский покачал головой и сказал недовольно:
— А я предлагал тебе за меня биться! А ты, значит, мне отказал? А сам, значит, в мясо пришел? Что ты думал, я не узнаю? Это мой город… немножко. Я тут все и всех знаю! Лучше бы ты тогда с племянником Оганесяна из Армавира подрался, он боец никудышный оказался, но выиграл! Теперь Оганесян нос задрал! И денег ты бы заработал больше с твоим талантом… Эх, молодежь, все время думаете, что умнее старших!
Дверь вздрогнула и поехала в сторону. Открыв небольшой проход, остановилась. В этот момент заиграла музыка, и в середине зала, там, где был ринг, из пола выдвинулся пилон. А с другого конца сцены под аплодисменты гостей вышли снегурочки в коротеньких распахнутых халатах, под которыми были золотистые купальники.
Достоевский, взяв руки спутницы в свои, спросил:
— Дорогая, ты с нами?
Дама проговорила глубоким грудным голосом:
— О, нет, Алишенька. Я, пожалуй, посмотрю шоу, а потом приду.
Она направилась прочь — прямая, величественная, тонкая. Достоевский переступил порог, я последовал за ним и оказался в тесной комнатке с еще одной дверью, за которой находился роскошный банкетный зал. Черные прямоугольники и квадраты на белых стенах сперва показались мне ходами в коридоры, но я быстро сообразил, что это рисунок, расширяющий пространство.
Дорого и не просто богато — роскошно. На потолке — лепнина. Лепнина на стенах, на границе белого и черного, подчеркивала эффект многомерности. На стене панно — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин и Горский. Справа четыре деревянных стола, накрытых красными скатертями, столько же слева. Столы напротив входа сдвинуты, там лицом к двери сидят трое незнакомых мужчин в пиджаках. Один полностью седой и усатый, с красными пятнами на щеках. Второй — азиат лет сорока, третий — рыхлый большеносый мужчина с волосами, крашеными в черный цвет. Четвертое место пустовало. Вероятно, там должен сидеть Достоевский.
Когда мы вошли, разговор стих, все посмотрели на нас и тотчас потеряли интерес, уставились в смартфон седого.
ebooksa