Нерушимый-5

22
18
20
22
24
26
28
30

— У тебя такая выразительная мимика, что и мысли читать не надо, — заметил я. — Димидко вообще может пойти на принцип, и тогда сядешь на скамейку — ты.

— Блин, да Саныч слишком мягкий, хотя и пытается жути нагнать. Думаешь, у него хватит духа посадить на скамейку Левашова?

— Он сделает так, как лучше для команды, — с нажимом проговорил я. — Надеюсь, мы друг друга поняли?

Жеку перекосило, но он заставил себя сказать:

— Понял… Спасибо.

Конечно, благодарен мне он не был. В его мудаческом представлении справедливо только то, что для него, Жеки, хорошо. Левашов — люмпен и быдлан, а потому церемониться с ним не стоит. Я — центровой игрок, от которого зависит успех команды, а значит, со мной нужно если не дружить, то считаться.

Вспомнилась тюремная иерархия. Там таких быстро вычисляли и определяли им место понятно где. В лучшем случае Жека был бы шнырем. Хотя нет, он во всем ищет выгоду и стал бы стучать на сокамерников операм. И вообще, надо за ним приглядывать: в любой момент может подставить.

Вот же дилемма: Левашов — открытый и честный парень, пусть и со своими неприятными особенностями, но игрок так себе, Воропай — гнилушка, но отличный игрок. Поскольку Димидко и неплохой человек, и хороший тренер, сделать выбор ему было сложно. Та самая ситуация, когда что бы ни сделал, все равно раскаешься.

Оставив Жеку, я зашагал к манежу.

Играли мы с двух до пяти. Погосян демонстрировал чудеса дриблинга, и, конечно, основной состав был сильнее, но моими усилиями запасные все-таки закатили мяч Васенцову, и закончили мы со счетом 0:1 в нашу пользу.

В пять вечера в тренерской Димидко всех собрал, присутствовали Древний, тренер для вратарей, Альберт Денисович — средних лет мужчина с внешностью напуганного журавля, и наш новый врач, Виктор Викторов, похожий на крота из «Дюймовочки», только в молодости. Он к нам пришел в конце осени, был замкнут и молчалив, потому что говорил так же неразборчиво, как и писал.

Новый вратарь, Семен Саенко, — рыжий, веснушчатый, с волосами торчком — ну точно повзрослевший Антошка, тоже еще не влился в коллектив и держался отдельно, но был мне рад. Только Димидко вел себя странно: вроде он и счастлив, но что-то его сильно беспокоило. Наверное, тоже обратил внимание на деструктивное поведение Жеки.

Мы набились в тесное помещение, и там сразу стало жарко и душно. Димидко подозвал меня к себе, приобнял и торжественно произнес:

— Коллеги! Товарищи!

Рябов ткнул локтем в бок нашего крайка, Бурака, который что-то оживленно рассказывал защитнику Думченко. Парень встрепенулся, замолчал, приготовился внимать.

— Вы все, наверное, заметили, что вернулся Нерушимый, и «Титан» сразу воспрянул. Теперь — только вперед, в вышку, к новым свершениям! Но речь немного о другом. Нерушимый так удачно сбежал из заключения, что благодаря ему раскрылся заговор! И выяснилось, что Шуйский на самом деле жив!

Гусак присвистнул. Матвеич сказал:

— Мы давно заметили, что у Сани два несовместимых таланта: влипать в передряги и оказываться в нужном месте в нужное время…

— И ваще Саня у нас герой, — поддержал премноголикование Колесо. — Скоро сами у него автографы брать будем. Надеюсь, Неруш, тебя за это поощрят. Ну, за раскрытие заговора.

Подумалось, что не очень хотелось бы. Тщеславие, оседланное жабой, возопило: «Как это — не хотелось! Еще как хотелось! По телеку прогремим на весь Союз! Звезду героя вручат! Внуки гордиться будут». Но я понимал, что тогда с футбольной карьерой придется проститься.