Нерушимый 8

— Но они могли заставить меня. Но я скорее подох бы. Сразу — не дали бы. Но потом — точно. — Он вздохнул, колыхнув щеками.

— Именно поэтому я и не стал настаивать, пусть и очень было нужно. Речь шла о жизнях близких… и идет.

Кардинал прищурился, посмотрел взглядом-рентгеном. Ощущение было, словно он мысленно меня взвешивает.

— Ты же понимаешь, что я — не великий спонсор. За то, что было в СИЗО, я расплатился. За сохранение своего инкогнито тоже — принял тебя, хотя зарекся полгода не брать работу, а сейчас, считай, согласился взять в разработку тех, кто тебе интересен. Но это будет не бесплатно.

— Сколько? — спросил я, мысленно радуясь, что не спустил все деньги на машину-понторезку.

Кардинал задумался, потирая щетинистый подбородок, плеснул себе еще виски, опрокинул рюмку в рот.

— Сто пятьдесят тысяч за человека.

Видимо, мои глаза стали такими круглыми, что он засмеялся, и его необъятные телеса затряслись, как желе.

— Саня, это полцены, чтобы мне не уйти в минус. Ко мне обращаются серьезные… очень серьезные люди, и сложность работы поменьше, но я беру с них от двухсот тысяч. Такая работа стоит от трехсот, слишком серьезные силы действуют. Я запомнил людей, которых ты пытался мне подсунуть в прошлый раз. Они все одаренные, ведь так?

— Я не могу этого сказать.

— Ой, не говори, я сам все узнал. Кто-то мочит одаренных, и хрен знает, какая тебе с этого выгода. — Он усмехнулся. — А ведь я могу узнать. Не боишься?

Больше всего на свете ох хотел меня подразнить. И всего-то? Интересно, узнал ли, что я тоже одаренный?

— И что же вы узнали? — спросил я бодро, делая вид, что ничего не скрываю, и, похолодев, сосредоточился на его желаниях.

Он хотел веселиться — и все.

— Вам неинтересно? — снова закинул удочку я.

— Мне плевать на клиентов и их мотивы, — отмахнулся он, и это была правда.

Это как профессиональному футболисту играть для удовольствия в дворовой команде. Или как художнику, который живет с картин, писать то, что гарантированно не продастся.

Я попытался вспомнить, сколько было на счету — чуть больше четырехсот тысяч, а если быть точнее, спасибо, память, 435380 рублей. Жаба принялась кататься в истерике и сучить лапками. Триста штук! Почти все отдать — и ради чего? Ради людей, которых я никогда не видел! Меня-то эта охота не касается, отстреливают псиоников, а я больше на сенсорика тяну.

Но рано или поздно правда откроется, и тогда может уже могу остаться я один, как тот Горец, и снайпер возьмет меня под прицел.

— Нужно взять в разработку двоих убитых… Вспомнилась Семерка. Убитого и живого. Троих не потяну.