— Вы поставили решетки на окнах до или после этого случая?
— После него. Вы можете помочь мальчику?
— Боюсь, что нет. Совет, который вам дали много лет назад, никуда не годится. Правда, ваш сын находится в прекрасной физической форме, но телесное здоровье и сила — далеко не все, что необходимо для нормальной жизни. Будь я отцом Александра, поскорее убрал бы подальше тех ланей и кроликов, которые еще живы, и попытался отучить его от подобных… привычек.
— Я подумаю. Доктор, я заплатил за то, чтобы услышать ваше мнение, и ценю его. Ну а сейчас, еще один вопрос: эти наклонности у него наследственные? Вам не кажется, что один из предков мальчика занимался тем же?
Странный вопрос. Очевидно, доктор Оверфилд имел полное право поинтересоваться в свою очередь:
— Какая-нибудь душевная болезнь в вашей семье?
— Никогда о таком не слышал.
— Хорошо, а как насчет вашей супруги?
— У нее наследственность не хуже моей, если не лучше.
— Так вот, сейчас мы можем сказать следующее: болезнь Дауна встречается в любой семье, а что касается привычек мальчика, не лучше ли назвать их проявлением атавизма? Наши предки питались сырым мясом. Внешность человека, страдающего слабоумием, вызванным болезнью Дауна, напоминает древних прародителей современного человека. Мальчик как бы перенес эту привычку из далекого прошлого. Покатый лоб, возможно, связан с поеданием сырого мяса.
— Мне нужна стопроцентная уверенность, — произнес Петерсон. — Я отдам все, чтобы узнать в точности, что я не виноват в болезни сына.
— Вы или ваша жена?
— О ней и речи быть не может, — Петерсон слабо улыбнулся. — Это самая прекрасная женщина на свете.
— Что — нибудь скрытое, подсознательное?
Хозяин дома покачал головой.
— Нет. Она — само совершенство.
Так закончилась их беседа. Доктор обещал остаться до конца недели, хотя понимал, что его присутствие не принесет никакой пользы. Он снова обедал вместе с супругами. Миссис Петерсон, облаченная в белое вечернее платье, обшитое на подоле золотыми блестками, была прекрасна как никогда. Петерсон выглядел усталым, но его жена блистала не только туалетом, но и остроумием. Говорила без устали, не повторяясь. Недавно она перевела большую сумму в фонд помощи голодающим детям, на закупку молока. Как выяснилось, благотворительность — одно из ее увлечений. Петерсон говорил о наследственности, но на него почти не обращали внимания; никого не интересовали его размышления вслух. Вскоре хозяин дома умолк.
Во всем этом чувствовалось нечто, непонятное доктору. Желая спокойной ночи седовласому хозяину дома, он поделился своими сомнениями.
— Я сам ничего не понимаю, — признался Петерсон. — Наверное, так до самой смерти и не пойму. Чувствую, виновата наследственность, но ничего не могу доказать.
Доктор заперся в своей спальне и сразу же лег. Его клонило ко сну, и в то же время не отпускало сильнейшее напряжение. Надеюсь, за ночь отдохну, подумал он. Но сон оказался недолгим. Вскоре громкий стук в дверь заставил его вскочить с постели.