Он-то точно был из плоти и крови. По его внешности, манерам, разговору сразу понятно, что это настоящий лекарь, вроде тех, которые хотели забрать меня в приют, когда нашли мою мать.
Он сразу и спросил, что с ней случилось. Кажется, доктор Силверсмит уже знал обо мне много разных вещей, оттого беседовать с ним оказалось просто и легко.
Я глазом не успел моргнуть, как разговорился. Рассказал о том, как мы с мамой жили в хижине. Как она готовила снадобья и продавала местным, о большом котле, и как мы собирали травы, когда темнело. И даже о тех ночах, когда она уходила на болота одна, и я слышал странные звуки, доносящиеся издалека.
Я не хотел говорить дальше, но он и сам все знал. Знал, что ее называли ведьмой. Знал даже, как она умерла. Тем вечером к нам пришел Санто Динорелли и ударил маму ножом, потому что она изготовила зелье для его дочери, а та убежала с охотником. Доктор Силверсмит знал и о том, что я с тех пор жил на болотах один.
Не знал он только об одном. О Енохе.
Существе, которое живет у меня на голове, сейчас мирно спит, и не ведает, что произошло со мной. А может, ему все равно…
Удивительно, но я стал рассказывать доктору Силверсмиту о моем покровителе. Я хотел объяснить, что на самом деле не виноват в смерти той девушки. Так что пришлось упомянуть и Еноха, и то, как мама однажды ушла в лес и там заключила договор. Меня она с собой не взяла, — тогда мне было всего двенадцать, — просто захватила с собой немного моей крови в бутылочке.
Вернулась она с Енохом. Он теперь твой до скончания лет, сказала она, чтобы охранять и помогать, что бы ни случилось.
Я рассказал об этом очень подробно, объяснил, почему сейчас бессилен поступить вопреки его воле, ведь после маминой смерти Енох руководил мной.
Да, долгие годы он отводил любую беду, как она и хотела. Она заранее знала, что ее сын в одиночку не сможет приспособиться к жизни. Я как на духу выложил все доктору Силверсмиту, потому что считал его мудрым и знающим человеком, который поймет меня.
Я ошибся.
Это стало видно сразу. Доктор Силверсмит, наклонясь, внимательно слушал, поглаживал куцую бороденку и без остановки повторял: «Так, так…», а тем временем сверлил меня глазами. Точь в точь, как люди из толпы. Недобрый взгляд. Любопытный и злой. Взгляд человека, который тебе не верит и хочет перехитрить.
Потом доктор Силверсмит начал задавать разные дурацкие вопросы. Сначала о Енохе, хотя, понятное дело, только притворялся, что поверил мне. Спросил, как я могу его слышать, хотя не вижу. Говорили со мной когда-нибудь другие голоса, или нет. Как себя чувствовал, когда убил Эмили Роббинс и не занимался ли потом.… Даже в уме не хочу повторять, что он спросил! Вообще, он со мной говорил так, словно я… словно я псих какой-то!
Он только дурил меня, пытался убедить, что не знает о Енохе. И сам доказал это, когда поинтересовался, скольких еще я убил. А потом попытался вызнать, куда я дел головы.
Но больше ему меня обмануть не удалось.
Я только засмеялся, и как в рот воды набрал.
Наконец ему надоело, он поднялся и пошел к выходу, качая головой. А я хохотал ему вслед, потому что доктор Силверсмит так и не узнал, что хотел. Он пришел, чтобы выведать все мамины секреты, мои секреты, и секреты Еноха.
Но ничего у него не вышло, поэтому я так радовался. А потом лег и заснул. Проспал почти весь день.
Когда продрал глаза, у камеры стоял незнакомый человек с широким лицом, расплывшимся в улыбке, жирными щеками и
«Хэлло, Сет», — сказал он очень приветливо. — «Решил немного вздремнуть, а?»