Совсем один! Такое странное чувство, ведь я почти всю жизнь ни разу не оставался без присмотра. Совсем один, без моего Еноха.
Я провел пальцами по волосам. Голова казалась такой странной, непривычно голой, словно я вдруг облысел.
Сквозь решетку светила полная луна, я подошел к окну и стал глядеть на пустую улицу. Енох всегда любил такие ночи. Он преображался, становился бодрым. Беспокойным и ненасытным. Как-то ему живется сейчас, с мистером Кэссиди?
Наверное, я простоял довольно долго. Когда пришлось повернуться, подойти к решетке, — замок на входной двери вдруг громко лязгнул, — ноги совсем онемели.
В тюрьму влетел бледный как смерть мистер Кэссиди.
«Сними его с меня!» — крикнул он. — «Сними скорее!»
«Что стряслось?»
«Енох, этот твой зверек… Я думал, ты спятил, а теперь, может, и сам тронулся, уже не знаю.… Только убери его, пожалуйста!»
«Да что вы, мистер Кэссиди! Я же вам рассказал, какие у него повадки».
«Он сейчас ползает у меня по голове. Я его чувствую! И слышу… Господи, какие страшные вещи он шепчет мне!»
«Но я ведь вам все объяснил заранее. Еноху кое-что от вас надо, так? Вы сами знаете, что должны сделать. Придется дать ему это. Помните, вы обещали?»
«Не могу. Я не стану убивать для него, он не сумеет заставить…»
«Сумеет. И обязательно заставит».
Мистер Кэссиди вцепился в решетку. — «Сет, ты должен помочь мне. Позови Еноха. Возьми его назад. Сделай так, чтобы он перешел к тебе. Скорее!»
«Хорошо, мистер Кэссиди».
Я обратился к Еноху. Он не ответил. Окликнул его снова. Молчание.
Мистер Кэссиди заплакал. Меня это здорово потрясло, я от души пожалел его. На самом деле, он, как и остальные, ничегошеньки не понял. Я хорошо знаю, каково приходится, когда Енох начинает тебя обрабатывать. Сначала уговаривает, умоляет, а потом начинает угрожать…
«Лучше сразу соглашайтесь», — посоветовал я ему мягко. — «Он уже объяснил, кого надо убить?»
Но мистер Кэссиди меня не слышал. Он плакал все громче и громче. Потом вытащил из кармана ключи, открыл соседнюю камеру, зашел туда и защелкнул замок.
«Ни за что, нет, нет», — всхлипывал он. — «Нет, не буду, не буду!»