Нежить

Он спросил, религиозна ли я.

Мы с Томом переглянулись, и Том поинтересовался у Дэйла, к чему тот клонит.

Дэйл, запинаясь, начал бормотать что-то о мертвяках, стремящихся вернуться к тем местам, которые были для них важны, — к собственным домам, или магазинам, или школам.

Мы кивнули — об этом знают все, и тогда Дэйл спросил, слышала ли я когда-нибудь про движение «Спаси душу».

Клянусь, я буквально ощутила во рту какой-то гадкий привкус. Как я могла забыть? Фундаменталисты, окружавшие клиники, где делали аборты, и оравшие оскорбления и угрозы входившим туда людям! Однажды я была с подругой — очень юной подругой, — когда с ней это случилось.

И тут я поняла, о чем он говорит, но не хотела верить своим ушам. Я попыталась переспросить его, но не смогла произнести ни слова. Он кивнул и рассказал.

Они все еще здесь.

Почти весь Сильвер-Крик был пустым. Мы заметили нескольких мертвяков в пыльных витринах. Они тупо глазели на нас, когда мы проезжали мимо, но, наверное, они толком ничего не ели год, а то и больше, и поэтому едва шевелились. А может быть, они и при жизни были такими же — смотрели, разинув рот, как жизнь проходит мимо.

Однако группа у клиники была совсем другой.

Должно быть, около двадцати мертвяков столпилось у входа, блокировав запертую дверь. Мы подъезжали все ближе, и я разглядела их одежду, когда-то аккуратную и накрахмаленную, а сейчас заляпанную всеми теми жидкостями, которых они в те давние времена боялись, к которым питали отвращение. Один все еще держал плакат (через несколько секунд я сообразила, что, умерев, он приклеил его к запястью скотчем) с надписью: «ДВИЖЕНИЕ „СПАСИ ДУШУ“ — СПАСИ ДУШУ РАДИ ИИСУСА!» На некоторых были обязательные футболки с надписью «АБОРТ — ЭТО УБИЙСТВО», теперь полинявшие и превратившиеся в лохмотья. Предводителем у них был священник. Я помнила его по прежним временам — тогда он, призывая проклятия на головы грешников, выступал по всем программам на фоне своей скандирующей паствы. Конечно, сейчас он выглядел по-другому: кто-то подзакусил его трапециевидной мышцей, так что пасторский воротничок был заляпан засохшей кровью и сбился набок, а голова (на ней с той же стороны не хватало приличного куска скальпа) наклонилась под странным углом.

Я заметила, что Дэйл рассматривает их, бормоча что-то себе под нос, и переспросила его. Мне захотелось записать это в дневник: «Но человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх».[34] Я удивилась — не думала, что Дэйл читает Библию.

Том ответил ему цитатой одного из наших современных пророков: «Раньше мне все было отвратительно, теперь я пытаюсь забавляться».[35] А потом спросил Дэйла, что мы будем делать. Дэйл, уже имевший неплохой опыт, ответил, что он объедет здание вокруг. Это отвлечет большую часть мертвяков на достаточное время, чтобы мы могли попасть внутрь. Они не тронут джип, пока нас в нем не будет.

Дэйл поехал к следующему углу. Том вытащил тридцать восьмой калибр, а я вспоминала. Я думала о том случае, когда мне пришлось пойти в другую клинику с подругой Джулией. Это было еще до того, как я начала вести дневник; собственно, я начала его вести как раз тогда, когда Джулия исчезла вместе с почти всем остальным миром, поэтому и не писала об этом раньше.

Джулия забеременела от своего дружка Шона, а тот смылся, когда она ему об этом сказала. В те времена (очень, очень давно) аборты были легальными, но довольно дорогими, а у Джулии, учащейся колледжа, денег не было. Она обратилась к родителям, но те вышвырнули ее из дому. Она уже подумывала, чтобы родить ребенка и отдать его на усыновление, но у нее не было медицинской страховки, она не могла обеспечить себе нормальные роды и считала перенаселение лучшим способом приблизить конец света. Понятное дело, все это произошло до того, как появились мертвяки и решили эту проблему.

И тогда я одолжила ей денег и согласилась пойти вместе с ней в клинику. Джулии назначили время, но она так волновалась, что почти не спала ночью и дважды чуть не пошла на попятный, пока мы ехали туда. А потом столкнулась с добрыми христианами из движения «Спаси душу».

Они расселись по обеим сторонам дорожки, ведущей в клинику. Несмотря на то что это был другой штат и другое время, они вырядились в точно такие же футболки и держали точно такие же плакаты. В основном там были мужчины, а женщины почему-то всегда в такой тесной одежде, что она буквально угрожала их здоровью. Все они бессмысленно улыбались, но улыбки тут же сменялись злобными гримасами, и оскорбительные выкрики встречали каждого, кто шел в клинику или выходил из нее.

Джулия бросила на них один-единственный взгляд и отказалась выходить из машины. Я напомнила ей, что мы опоздаем, но она сказала, что это не важно.

Мы с ней уже разговаривали о моральной стороне абортов и пришли к выводу: совершенно очевидно, что несформировавшийся плод на раннем сроке — всего лишь продолжение тела матери и что каждая женщина имеет право сама принимать решение. Пока Джулия сидела и дрожала в машине, я напомнила ей все это, но она ответила, что не хочет идти мимо них вовсе не потому, что испытывает угрызения совести.

Она их боялась. Она сказала, они кажутся ей безмозглой толпой, способной на любое насилие.

Джулия понятия не имела, насколько была права.