Некоторое время мы играли молча, а затем я задал вопрос, который интересовал меня с тех самых пор, как я узнал о профессии хозяина дома.
— К какой же психологической школе вы принадлежали? К юнгианцам? Или к фрейдистам?
— Ни к тем ни к другим, — был ответ. — Это все детские забавы. Я глушил крыс током. И заставлял собак пускать слюни.
— Так вы бихевиорист? — догадался я.
— Извините, если я вас разочаровал, — засмеялся Мальтузиан.
— Я пользуюсь теми же методами, когда учу добропорядочных пуритан, — сказал я, отчего хозяин засмеялся еще громче. Он ослабил свой вечный галстук-шнурок и поправил очки, а затем пробил мою жалкую пешечную защиту своим слоном.
— Я не мог не заметить фотографий на стене, — сказал я. — Вы служили в армии?
— Обижаете! — ответил Мальтузиан. — Я был на правительственной службе США.
— В каком подразделении?
— В одном из довольно секретных. Иначе я не мог бы перевезти сюда мать, отца и сестру.
— Откуда?
— С родины.
— А где ваша родина?
— Ее больше нет. Знаете, как в волшебной сказке: целая страна исчезла по мановению геополитической волшебной палочки. — С этими словами Мальтузиан поставил мне шах комбинацией пешки и ладьи.
— А что ваша сестра? — спросил я.
— Она была очень похожа на вашу девочку, на Лиду. Красивая, умная, а какая художница!
С этой минуты он завладел беседой, как и шахматной партией, и мало-помалу вынудил меня подробно рассказать всю свою биографию: где я учился, как познакомился с женой, как родилась моя дочь, как мы ведем семейную жизнь.
Это был допрос, но вполне тактичный, а вино сделало меня сентиментальным. Я рассказал ему все, и это, похоже, доставило Мальтузиану величайшее удовольствие. Он кивал, когда я клялся в любви к жене, и смеялся всем забавным шалостям Лиды, какие я только мог вспомнить, а помнил я все до единой. Я сам не заметил, как сыграл с ним три партии и был уже изрядно навеселе. Хозяин проводил меня по коридору к парадной двери. Словно из воздуха появилась коробка шоколадных конфет для моей жены.
— Это для леди.
Затем Мальтузиан вручил мне еще одну коробку, побольше. Затуманенным взглядом я различил изображение Рэт-Финка — отвратительной толстобрюхой крысы, талисмана лихих автогонщиков конца шестидесятых.