Нежить

Такого нетребовательного гостя у нас еще никогда не было. Том был словно веник, который стоит в кухонной кладовке, пока не понадобится. Послушание его скоро перестало быть нам в новинку. Конечно, поначалу мы сполна насладились фокусами гипнотизера-иллюзиониста — «залайте, как собака», «попрыгайте, как цыпленок». Я понимаю, мы вели себя жестоко, словно невоспитанные дети, но мне кажется, это происходило просто потому, что иначе мы не могли — нами двигала примерно та же сила, что и правительством, которое в свое время так обошлось с этим беднягой. Конец этим дурачествам положила Лида. Она сурово прочитала нам целую лекцию о том, что мы должны уважать нашего зомби. Ее слова нас пристыдили, но в то же время нам было приятно, что мы вырастили такую чуткую девочку. Как выяснилось, она по-настоящему привязалась к зомби. Для Лиды он был словно щенок, которого мы ей не разрешали заводить.

Было нетрудно запомнить, что нужно приказать ему сходить в туалет дважды в день, поесть, принять душ. Гораздо сложнее оказалось сохранить тайну. Мы принесли друг другу страшную клятву, что никому о нем не расскажем. Мы с женой боялись, что Лида, очарованная своим новым другом, проболтается о нем, не сдержавшись, в школе. Только представьте себе, какой популярности можно добиться в третьем классе, если сказать, что у тебя дома живет настоящий зомби. Однако в пору испытаний именно Лида оказалась самой практичной, самой заботливой, самой мудрой из нас троих.

Лишь на следующую ночь, когда я с пересохшим ртом очнулся от дурного сна, до меня дошла вся странность нашего положения. В полудремоте я выбрался из постели и спустился в кухню налить себе воды. Взяв стакан, я присел на диванчик в гостиной. Почему-то я стал думать о рассказе По «Падение дома Ашеров» и о том, почему Д. Г. Лоренс[17] назвал его историей о вампирах. Я проследил за нитью этого затейливого сюжета до того эпизода, когда эфемерная и летаргичная прежде Мэдилейн вскакивает из гроба и бросается на Родерика. Тут я случайно покосился влево и сам вскочил от неожиданности, обнаружив, что все это время зомби сидел рядом со мной.

Том восхитительно варил кофе. Пылесосил, как заслуженная горничная. Сьюзен показала ему, как по-больничному аккуратно застилать постели. Когда ему было нечего делать, он просто сидел на диване в гостиной и глядел на противоположную стену, на циферблат напольных часов. Было ясно, что он имеет представление о времени, поскольку его можно было запрограммировать, словно видеомагнитофон. Уходя из дома, можно было сказать ему: «В час дня приготовьте и съешьте сандвич с „болонской“ колбасой, в три часа сходите в туалет».

К середине второй недели, которые он провел в нашем доме, я заметил, что мои приказы становятся изобретательнее. Я вспомнил, что рассказывал Мальтузиан — что-де наш зомби способен сыграть Шопена, единожды услышав пьесу. Мои же приказания ломаного гроша не стоили. Я поднял ставки и велел зомби перепечатывать мои рукописные заметки к книге о По. Он безупречно скопировал все, что я написал. Восхищенный этим достижением, я велел ему прочитать справочник по грамматике и выправить ошибки. Вуаля!

Скоро стало понятно, что нужно раздобыть Тому новую одежду, так как он день за днем носил одну и ту же серую униформу — рубашку с короткими рукавами и штаны фирмы «Сирз». Мы не сомневались, что он будет носить их, пока они не рассыплются в прах. Как-то вечером по дороге с работы Сьюзен зашла в магазин и купила ему обновы. На следующий день мы в порядке эксперимента велели ему переодеться, самостоятельно выбрав одежду из груды, которую мы перед ним разложили. Том вышел из гостевой спальни в мешковатых камуфляжных брюках и в черной футболке, на которой белыми печатными буквами было написано: «Кто тут дурак? Я с вами». Мы не упустили случая позабавиться.

— Смейся, Том! — велела Лида.

Зомби широко открыл рот, и откуда-то из глубины его глотки донеслось писклявое «Ха… ха…».

От ужаса улыбка застыла у меня на лице, и я задумался, так ли уж случаен его выбор футболки. Именно тогда я и заметил, что на его подбородке и впалых щеках проступает щетина.

«Господи, — подумал я, — он стареет». Сьюзен и Лиде я ничего не сказал.

Если Том не слонялся бесцельно по дому, то Лида обычно привлекала его к играм. Они играли в мяч, в карты, в Барби, а если они в чем-то соревновались, Лида говорила Тому, когда наставала его очередь выигрывать, и он выигрывал. Однако по большей части они рисовали. Сидели за кухонным столом с карандашами в руках и придумывали чудищ. Лиде нужно было говорить Тому, что именно рисовать.

— Теперь нарисуй вервольфа в платье и в шляпке. Госпожу Вервольф, — велела она.

Это зомби умел. У него получился ошеломляюще точный, великолепно прорисованный, с изумительной светотенью и штриховкой портрет Лона Чейни в женском платье, этакой оволосевшей Минни Перл.[18] Сьюзен прикрепила рисунок магнитом на холодильник.

— Поклонись, — сказала Лида, и Том изящно изогнулся в талии под углом ровно сорок пять градусов.

Жена и дочь не замечали, что Том изменился, но я заметил. Всего за несколько дней волосы его ощутимо поредели, в уголках глаз наметились «гусиные лапки».

Превращение, первые стадии которого я наблюдал, меня ошеломило. Я задумался, что же такого сделал Мальтузиан, чтобы загладить следы хирургических операций. Должно быть, это была серия команд, своего рода суровая бихевиористская тренировка. Мне не хотелось думать, что старик копался у Тома в голове в шахматной кухне, при свете флуоресцентных ламп. Кроме того, я не понимал, как Мальтузиан передал нам — то есть мне и моим близким — способность командовать зомби. Я стал присматриваться к Тому внимательнее прежнего, чтобы не упустить признаки пробуждающейся памяти.

4

Я показал рисунок Лиде и спросил:

— Кто это нарисовал?

Она взяла его у меня и, увидев картинку, улыбнулась: