Спящая кукла

– Потому что я могу быть метаморфом, и это может помешать Дионовым планам? – Алиса вопросительно изогнула бровь и посмотрела мне в глаза, – значит бомба, вот что он задумал…

– Теперь, я надеюсь, ты не пойдёшь на маскарад?

– Отчего же, пойду. Это ничего не меняет, просто теперь я буду более внимательной, вот и всё… но насколько я понимаю, это секрет? И остальным я рассказать не могу, – задумчиво протянула она, – тяжело будет молчать, но я справлюсь. В себе, как ты понимаешь, я уверена… а вот в остальных… кто его знает.

– Кхм…

– Всё нормально, София, правда, я справлюсь! – улыбнулась она, – ты лучше скажи мне, как тебе идея насчёт завтра?

– А ваши занятия?

– Выходной. Завтра, послезавтра и послепослезавтра.

– Здорово, – кивнула я, стараясь не видеть, как лицо у Алисы помрачнело после слов о бомбе.

– Так ты идёшь?

– Да, разумеется. Нам и правда стоит развеяться перед маскарадом.

– Отлично, я зайду за тобой в двенадцать, хорошо? Вначале мы с тобой пойдём по магазинам, а потом к нам присоединяться мальчишки.

– Тогда до завтра, – и я проводила её до двери.

***

На душе было тяжко. Смутно как-то стало после недолгого разговора с Алисой. Я с раздражением посмотрела на экран телевизора, и, подумав, выключила его. Пропало хорошее настроение, как будто его и не было. Со злости бросив пульт от телевизора на диван, я уставилась на картину, висящую напротив меня. Синие волны абстракции с ядовито-зелёными проблесками олицетворяли тоску. Глухую, тяжёлую тоску, что угнездилась в моём сердце. Этот чёртов метаморф, да что же он задумал? Я не глупая девушка, я понимаю, что вероятнее всего мне ничего не грозит. Создатель бы этого не позволил. Отчего же так тяжко-то? За друзей своих? Да друзья ли они мне? Можно подумать, что я не вижу, как они вздрагивают, если я их касаюсь. Не вижу затаённого страха в глазах… но что я им сделала? Я же хорошая. От злости хотелось выть и что-нибудь со всей силы разбить о стену! А ещё лучше сбежать из этой душной, тяжёлой квартиры, от этих стен, что словно сдвигаются надо мной. Из этой клетки туда, на волю, в холодный и успокаивающий лес, где нет никого наделённого разумом. Прочь от этих сомнений, от этой лжи и чужих ошибок! Я ринулась к окну и со всей силы распахнула его, высунувшись наружу. Глубоко вздохнув полной грудью воздух, я подставила лицо ледяному ветру и закрыла глаза. Хорошо, свежо, хоть на мгновение отпустить бы себя в этот мир, без тела, без оков, что держат душу взаперти…

Резкая боль ударила по мне, как нож и я падаю назад, в комнату на пол. Мучительный крик, исторгается из горла и разносится по квартире. Откат. Второй в жизни откат. Судорога свела руки, отчаянно карябающие пол, оставляя после себя длинные царапины. Слух пропадает, вместо него остаётся комариный звон в ушах. В отдалении я слышу, как кто-то звонит в дверь.

– Помогите, – отчаянно хриплю я, но понимаю, что ни слова не говорю.

Боль приходит волнами, накрывая с головой. И я проваливаюсь в воспоминания о той, первой боли на полу старой кухни. Моё тело корчится, агония перерождения рождается в голове, но тело… оно симулирует повтор, остаточный эффект, откат. И я теряю настоящее.

Плоть от плоти. Кровь от крови. Слёзы на полу. Я, испытывая эту страсть, смотрю на своё тело со стороны и вижу: как лопаются глазные яблоки, как этот сок стекает по лицу. Как кровь хлещет из носа, из глаз, изо рта, из ушей… я вижу, как кожа шелушится, а волосы отходят от головы, обнажая лысый череп. Эта быстрая перемотка кадров, за счёт этого я вижу, как тело удлиняется, и слышу, как ломаются кости и в то же мгновение срастаются заново. Меняются черты лица, а руки трансформируются и на пальцах появляются когти. Мне сложно осознавать весь процесс, так как смотрю сквозь призму боли, я задыхаюсь из-за неё и вновь кричу, теряя картинку, возвращаясь в реальность.

Перед глазами тени, они движутся и видоизменяются. Боль постепенно уходит, оставляя за собой след усталости и глухого раздражения. Я чувствую, как кто-то касается меня и поднимает с пола. Этот кто-то вкусно пахнет, и я с трудом придвигаюсь к нему ближе, касаясь губами шеи. Я слышу, как что-то бьётся сильно-сильно. Как удары молота по наковальне – громко-громко. Аккуратно открывая рот, я касаюсь языком его шеи, а затем обнажаю клыки.

– Нет, София, нет! – я слышу сквозь туман отдельные, непонятные звуки, я не знаю, что они обозначают, потому что мне всё равно.