Звездочет поневоле

22
18
20
22
24
26
28
30

– Откуда знаешь? – задался Сахарный, наряжая их на руку.

– Спасибо за работу, мой друг… – с надежностью ответит Андрей, и больше они не увидят друг друга.

Шуга набрал спешно номер, за гудками услышал писклявый и знакомый ему голос, он убито пробормотал о своем испорченном настроении, о головной боли, что еще вчера разыгралась, неудобных стоптанных ботинках и о надоевшем ему скотском голоде, а после тихонько представился в тиши ободранной коммуналки: «Большая московская квартира Креветки у телефона». Еще несколько фраз, и он все-таки признает, что узнал Сахарного, но отнюдь не сразу. «Найди мне рецепт, очень нужно для хорошего человека», – на что Креветка ярко промычал, настаивая на вознаграждении. И вот он уже здесь, возле горящей плиты, на взятые у Шуги деньги, приобрел все самое необходимое для вкусного обеда. Бесспорно, озадачен приготовлением домашней лапши, в то время когда Петр работал над новым ключом в широком кармане зимнего кашемира.

– Этой осенью, я, наконец, получу долгожданное наследство, осталось недолго ждать, а пока я перешил всю взятую у тебя на время одежду. Твои штаны пришлись мне весьма кстати.

Крутится дохлик в прогретой от плиты кухне. Шуга слегка улыбается, сейчас Креветка сделался очень смешным, и даже где-то ребенком кажется. Он взмывает вверх жирный половник и вдается в свои сновидения:

– Знаешь, прошлой ночью мне снился Пушкин, умолял за него помолиться и вообще настаивал на добром совете. А к утру едва расцвело, как забаловался окаянный. Что ты будешь делать? Гений, не иначе. Говорит, что в своих стихах про Москву он теперь, знаете ли, уже сомневается. Вроде хотел иначе строки сложить, и теперь невозможно жалеет, что не построил иного смысла, вроде по-другому еще более многогранно бы вышло. Ты бы знал, Сахарный в жизни он намного симпатичней, чем на фотках в учебниках.

Креветка разольет лапшу по тарелкам, и спросит: «Простите, а где мое любимое розовое шампанское?», – Шуга с типичной улыбкой достанет из холодильника примороженную бутылку в тот момент, когда Креветка с особенным аппетитом протрет свой извечно голодный рот и примется ударно поглощать домашнюю лапшу.

– Да я такой… Свободен тот, у кого ничего нет, – расправляясь с зубочисткой, заметил уже счастливый Креветка. – Нет ничего, значит ты, никому и не нужен. Значит, от тебя никто ничего не ждет, о тебе никто не помнит, а это значит, что ты – свободен. – Вслед зарычит, поясняя, что зря при таком духовном обеде ему перец попался.

– Мне надо бы навестить одного человека… – в нелепости момента Шуга вывернул карман, надеясь на скорые проводы гостя.

– Я не против, – смиренно вымолвил Креветка, воображая зажженный во всей квартире свет, новый свитер с запахом табака. – Только позволь мне остаться на ночь, так не хочется никуда идти.

– Предупреждаю, по ящикам не лазить, – опираясь на опыт, пригрозил Сахарный.

– Не знаю, не знаю, – устойчиво отрезал Креветка, положив руку на спокойную грудь. – Мои реквизиты в сердце. Кому, как не тебе, об этом знать. Я живу в духовном мире.

– Не вопрос, я закрою тебя на ключ.

– Благословляю, Сахарный, – Креветка расслабился, почувствовав вольность разрешения, и тут же переключился на возможность социальной сети. – Непременно лягу на твою большую кровать и, наконец, высплюсь. Ты, наверное, слышал о том, что у меня кончилась мебель. Уж как год, кажется, я сплю на холодном полу, что здесь скажешь… Тяжело. Кровать съехала в неизвестном направлении, и теперь я уверенно жду перемен, вернее сказать, ожидаю. Возможно, что осень осчастливит меня.

– Куда съехала? – сомневаясь в сказанном, уточнил Сахарный.

– Брось, Шуга, это не твоя проблема. Понимаешь… я отдал ее очень бедным, многодетным людям, случайно вышло, – с радостью признавался Креветка.

– Вышло?

– Шуга, ты бы знал, им явно тяжелее, чем мне. Не суди меня за мою широту духовную. Я и вправду не мог с собой совладать.

– Ты затопил их? – с пониманием дела поинтересовался Сахарный.

– Я… их слегка затопил. Да, они мои соседи. Стоило мне только зайти к ним в квартиру, я тут же решился на добро. Передовой клоповник, не иначе. Вообрази, теперь еще и обои слезли. Пришлось откупиться по-доброму, мне от души неудобно стало. Я так и сказал: «Я отдам вам все, что пожелаете, только скажите, в чем больше всего нуждаетесь?». Впрочем, зря поинтересовался, надо было просто стул подарить.