Звездочет поневоле

22
18
20
22
24
26
28
30

«Но мне не понятен ваш ответ. Я не могу просто так уйти».

«А я и не отпускал вас, вы передадите мои слова генералу, когда мне будет угодно. Судя по всему, вас не предупредили об одной очень тонкой детали. Все, кто бывал у меня дома, пока меня не было… – и здесь Господин романтично вздохнул, подпирая молчанием наиважнейшее, – должны остаться в моих гостях, пока мне не надоест».

«Должны?»

«Должны, Дейч, должны».

«Нет! Я остаться не могу. „Вешайтесь Все“ не отпускает меня на столь длительное время», – в испуге оборонялся Дейч.

Господин поставил фонарь на самый край к озеру и, запустив в карман теплую руку, отталкивающе улыбнулся.

«В борьбе за высокое положение – смотри на себя!», – Господин, только сказав это, хватко вывернул карман, достав полную руку мелко нарезанного мяса. И терпеливо присев у края озера, поманил гостя, цитируя имя его: «Дейч, Дейч, Дейч, ко мне».

Чайный дух разогрелся, уснув в фигурке темной собаки, и сизый фонарик поменял цвет луча, сделавшись красным. «Вам характерна любовь к комфорту и общая расслабленность, вам не обмануть меня, Дейч, потому что я знаю, где все то, что вы так сердито ищете».

Цветущие каштаны заманили пса в сетку ветвей, когда губы пророка сомкнулись от усталости перевода молитв, портрет без лица улыбнулся пустыней, и здешний Господин направил фонарик на извилистую тропу, чтобы обогнуть соленое озеро и вернуться в свой порядочный дом.

«Вот здесь очень важно спотыкнуться», – опрятно напомнил сахарный Господин, недовольному гостю указывая на самаркандский коврик. «Если вы сидите на кухне, друг мой, значит, у вас закончились деньги, стало быть, нам правее в пастельную комнату, когда-то постоялец этого дома очень много зарабатывал на браках, и там есть много чего связанного с этим таинством».

«Согласитесь с тем, что я мог бы вести вас сквозь лес не первый час, и это стало бы искусством», – продолжил Господин, усаживая гостя на кремовые софы.

«Для кого?», – с претензией возразил гость, заправляя в сапоги полосатую штанинку.

«Вот для кого – это уже вопрос памяти. Вообразите, Дейч, вот если бы каждую память отдельного человека, будь она зрительная, мысленная, материальная, духовная, сокровенная, можно было бы сравнивая оценивать, как бы нам всем здесь жилось? Возможно, это прибавило бы в нас немного совести или, скажем, стыда».

«Я не думаю. Я не могу так думать, это все глупость», – заранее отвергая, нервничал гость.

«Глупость? Ну, позвольте. Вы проживаете, некий отрез времени, после которого все содержимое вашей памяти относите в суд. Или еще лучше номинируется на все кинонаграды мира. Ведь прелесть в том, что эта дорога может подвезти вас к совершенно разностным нишам, так как все зависит от вашей честности к себе».

«Неправда. Нет памяти, все исчезает. Ничто так не воздействует, как сиюминутное вмешательство, как постоянный контроль», – заметил Дейч и, придвинув к себе два лиловых табурета, грубо закинул на них свои ноги, облаченные в сапоги.

«Вы неправильно эксплуатируете мою мебель, Дейч. Я мог бы рассердиться, но отдаю себе отчет в том, что взять с вас нечего, да и времени на частное преподавание у меня, к сожалению, нет. Говоря вам о лесе, я хотел подчеркнуть сущность пути. Это ведь непростой лес, как всякая пустыня непроста, а значит это особенный опыт, частью которого вы однажды станете».

«Как страшно», – обыгрывал Дейч, говоря невсерьез.

«Страшно, Дейч, идти по полю крайности, у которого нет середины», – Господин прищурил глаза, и его летний фонарик поменял излучаемый цвет, неожиданно став бардовым.

Мудрость тихого быта в том, что все по умолчанию, Господин сказал «Путь», и гость внезапно ощутил свои запоздалые смыслы. Розы-рубашки светились на металлической перекладине, когда-то он менял их, дабы сотворить очередную сделку, гость остановил взгляд, пытаясь распознать качество щелочи.