Королева голод (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Спасибо за сочувствие, придурок.

– Не такой уж я и придурок, – обиженно заявил тихоня. Просто вы двое никогда не считали меня достойным своего барского внимания!

– А ты его заслуживаешь?

– Завтра сможешь убедиться в том, что в моем лице ты обрел лучшего в своей долбаной жизни адвоката.

– Ха! Я как-никак юрист и прекрасно понимаю, что суду хватит улик на вынесение мне десяти смертных приговоров.

– Я тоже юрист. Суда не будет!

– С какой-такой радости?

– А разве Роберт Стивенсон утверждал, что превращение доктора Джекила в мистера Хайда окончательно и необратимо?

Всю ночь два юриста обсуждали стратегию и тактику дальнейшего поведения, а под утро Сергей Тимохин отдал свои тело и мозг в полное распоряжения того, кого всегда считал тряпкой и нытиком.

…Марк Уфимцев готов был отрубить собственные руки, подписавшие Тимохину пропуск на выход из изолятора временного содержания, а заодно и язык, посмевший произнести извинения несправедливо обвиненному в жестоких убийствах нотариусу.

Доказательная база обвинения развалилась, как карточный домик, после вынесения вердикта дактилоскопической экспертизы. Папиллярные линии Молотобойца не имели ни малейшего намека на сходство с отпечатками пальцев Тимохина.

Молодая мамаша, встретившая Сергея у подъезда, на очной ставке заявила, что впервые его видит, а сам Тимохин упорно настаивал на полной своей невиновности.

– Не смею вас больше задерживать, – следователь протянул Сергею пропуск. – И еще раз извиняюсь за то, что невольно доставил вам столько неприятностей.

– Никаких претензий, Марк Анатольевич. Любой мог стать жертвой предсмертного бреда несчастной женщины. Надеюсь, что эта ошибка никак не отразится на вашей карьере.

– Не волнуйтесь, – в нагрудном кармане форменного кителя Уфимцева уже лежало заявление об увольнении из прокуратуры. – В случае чего подамся в нотариусы.

Тимохин вышел на залитую солнцем улицу, с наслаждением вдохнул запахи листвы и выхлопных газов. Стояла невыносимая жара. Сергей решил отметить свое освобождение купанием в ближайшем озере и двинулся по пешеходному переходу к автобусной остановке на противоположной стороне улицы. Все было просто великолепно, если бы не подозрительная податливость асфальта под ногами. Тимохин очень надеялся на то, что дорожное покрытие просто-напросто не выдерживало натиска солнечных лучей. Ступив на тротуар, он оглянулся и увидел цепочку собственных следов. Едва различимые вмятины на асфальте по мере удаления от здания ИВС становились все глубже. С тихим хрустом треснула бетонная плита тротуара. Тимохин понял, что купание придется отложить на неопределенный срок. В данный момент гораздо важнее было наведаться к неприметному гаражу на окраине города.

Страшила из страны Оз

Дороти Джонсон, грохнувшуюся в обморок рядом с мусорной урной во дворе своего дома на 48-й улице, если что и связывало со сказками так только небольшая книга в мягком переплете, которая добрый десяток лет пылилась на полке в ее спальне. Во всем остальном Дороти была классическим образцом юной американки, верившей только в налоги, инфляцию и Боба Дилана.

Июль в штате Канзас выдался до невозможности жарким, поэтому пришедшая в себя Дороти удивилась прохладному ветерку, который обдувал ей лицо. После того, как Джонсон открыла глаза, удивление уступило место тихой панике. Каким-то непостижимым образом ей удалось переместиться с бетонных плит тротуара на лесную поляну, окруженную высоченными соснами.

Дороти встала, машинально опустила руки, чтобы отряхнуть джинсы и охнула от изумления. Джинсы исчезли. На Джонсон было короткое платье в синий горошек, серебристые туфли с красивыми пряжками и загнутыми вверх носками. Изменилась не только одежда. Коротко стриженые и бесчисленное количество раз перекрашенные волосы сделались белокурыми и, совсем как в детстве, завивались плавными колечками.