Королева голод (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Дрянь! Проститутка!

– И заслуживает того, чтобы с ней поступили так, как следует поступать с дрянью! Ты просто обязан поставить ее на место.

– Я сделаю это!

Римлянин кивнул.

– Не сомневаюсь. И потом… В свое время я помогал великому поэту Домицию Агенобарбу, вошедшему в вашу историю, под именем Нерон. Немного сумасбродный молодой человек, но, сколько страсти и порыва! Сколько жертв ради служения искусству! Свою мать Агриппину, он…

Максим расправил плечи и тряхнул головой.

– Ты прав, Меценат. Она поплатится за мою исковерканную судьбу!

– Мы поняли друг друга, – покровитель поэтов похлопал Цаплина по плечу. – Жизни двух никчемных существ не такая уж высокая плата за славу, которая тебя ждет.

– Плата?

– Видишь ли, богам, которых вы называете языческими, необходим чисто символический жест почитания. Таковы традиции. Ты не только отомстишь, но и выполнишь условия контракта, соединив приятное с полезным.

– Ты говоришь так, словно я заключаю сделку с дьяволом…

– Не все ли равно. Дьявол и Бог, Добро и Зло, Свет и Тьма. Ха! Это не больше, чем категории и понятия. А они, как известно, весьма относительны. Абсолютны только власть и красота плавно ниспадающих строк. Тебе ли этого не знать!

Меценат жестом поманил Максима и, наклонившись над ухом поэта, кратко и доходчиво рассказал ему обо всем, что нужно сделать до полуночи. Цаплин слушал, изредка кивая головой.

– А потом?

– Я приду за тобой, с первой вспышкой огня на алтаре. Пока этот мир будет готовиться к твоей встрече, мы успеем поучаствовать в каком-нибудь из пиров. Я, признаться соскучился по настоящему веселью. Теперь уж не умеют гулять так, как это делали раньше. – Меценат зевнул. – Человечество разучилось давать волю чувствам. Тебе стоит посмотреть, например, на того же Нерона. Вот кто умел организовывать праздники!

– Я… Я своими глазам увижу пир Нерона? – Цаплин задыхался от восторга.

– Не удивляйся. Мне приятно делать приятное тем, с кем я нашел общий язык…

Меценат приблизился к большому настенному зеркалу и вошел в него с видом человека, входящего в открытую дверь. Поверхность зеркала покрылась паутиной трещин и лопнула, усеяв пол комнаты острыми осколками. Максиму оставалось только поднять один из них.

Меньше чем через десять минут сын взгромоздил обмякшее тело матери на груду бумаги, которая тут же пропиталась кровью. Перерезанная сонная артерия выбрасывала алую жидкость равномерными толчками. Наблюдению за агонией помешала трель дверного звонка. По пути в коридор, Максим вытер испачканные в крови руки о сорочку и отодвинул засов.

– Вы, что с ума здесь посходили?! – Леночка просто кипела от злости. – Потолок мне на голову обрушить хотите?