– Думал перед пенсией тебя на свое место рекомендовать, да видно не судьба. Если к вечеру этих уродов не возьмем, будет, Сашка у вас другой начальник…
– Это мы еще посмотрим! – Сергеев грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнул графин с водой. – Мне повадки Валета хорошо известны. Через город не пойдет, его на старом аэродроме искать надо. Разрешите действовать?
– Ни хрена мы здесь не найдем, – грустно констатировал Олег Разумов, разворачивая на коленях карту. – Вон, какую ямищу вырыли, а кабеля все нет.
– Хватит ныть, – Митька Вощилин подбросил в костер сухую ветку. – Глубже копать надо.
– Вот ты и копай, а мне вся эта канитель с медью надоела. Да и жутковато здесь как-то.
– Смотри в штаны не наклади. Вымахал под два метра, а ведешь себя как пацан.
– Слышь, Митя, – прошептал Разумов, напряженно вглядываясь в темноту, окружавшую маленький пятачок света костра. – Этот аэродром политзаключенные в тридцать седьмом строили. Полегло их здесь – тьма-тьмущая. Одни сами померли, других расстреляли в целях секретности. С тех пор взлетная полоса проклятой считается. Аэродром потому и закрыли, что здесь самолеты ни с того, ни с сего разбивались.
– Ну, разбивались, – Вощилин встал, поднял лопату и включил фонарик. – Нам медь искать надо, а не бабьи сплетни обсуждать. Пойду, еще пороюсь, авось…
– Не сплетни это Митя. Души мертвецов успокоиться не могут. Ой!
Из темноты раздался шорох и Разумов дернулся так, словно его ударило током.
– Вот видишь!
Митя рассмеялся, направил луч фонарика в то место, откуда послышался шум.
– Никого здесь нет. Не трепыхайся.
– Это они, – залепетал Олег, дрожа как осиновый лист. – Души убитых.
– Да пошел ты!
Вощилин оставил дружка у костра, а сам спрыгнул в яму, которая уходила под одну из плит, пристроил на насыпи фонарик и воткнул лопату в мягкую глину.
– Души… Лишь бы ничего не делать.
Не прошло и пяти минут, как лезвие лопаты уткнулось во что-то твердое.
– Вот он родимый, – обрадовался Митяй. – А ты говоришь: нет никакого кабеля. Накося-выкуси! Есть! Что за черт?
Вощилин увидел полукруг черной пластмассы и потянул за него. Луч фонаря осветил остатки полуистлевшей фуражки с синим околышем и краповой тульей. Затем на дно ямы посыпались кости и, подпрыгивая как футбольный мяч, выкатился череп. Вощилин взглянул на забитые глиной глазницы и выскочил наверх так, словно его подбросила невидимая пружина.