Долгая дорога домой. Дитя света

22
18
20
22
24
26
28
30

Заперев, как следует, небольшую тяжелую дверь, я двинулась по коридору в сторону, откуда доносились отголоски чужой боли. Я дойдет до госпиталя, или его подобия, а там решу, как действовать дальше. Но однозначно надо покинуть Школу, увести магов и их войско за собой. А там — будь, что будет.

На противоположном конце коридора хлопнула дверь. Меня окатила волна смерти. Может толстые стены защищали меня раньше, или этот умирающий был каким-то особенным, но его боль оглушила меня. На миг перед глазами потемнело, дыхание перехватило. Я прислонилась спиной к стене, пытаясь прийти в себя. Мне надо дойти до госпиталя прежде, чем этот несчастный переступит грань между жизнью и смертью. Я чувствовала, что если я не успею, то дойти до конца будет еще хуже. Вероятно это кто-то из сильных магов, и его смерть отразиться в моей душе небывалой болью. И тогда вряд ли я буду способна оказать хоть какую-то помощь. Это не будет так, как было, когда рядом со мной приносили жертву. Меня не накроет волной высвободившейся силы, а наоборот, вырвет что-то из меня. Эта смерть не предназначается никому — ни богам, ни еще кому-либо. Это несвоевременная смерть в нелепом сражении, когда душа не уходит из уставшего от жизни тела, а с мясом вырывается, как бы она не цеплялась за принадлежащую ей плоть. Пытаясь отдышаться, я думала о том, что уже видела смерть, и не раз. Но никогда это не приносило мне столько физической боли. Даже смерть моей бабушки.

Опираясь рукой о стену, я шла вперед. Наконец, я оказалась в помещении госпиталя. Я едва удержалась на ногах. Не от открывшегося зрелища кровавых ран, ожогов и вывалившихся внутренностей, а от эманаций чужой боли. Мутным взглядом я обвела помещение. Возле раненных суетились маги-целители. Раненные, способные передвигаться, по возможности помогали им, подавая или забирая инструменты, бинты, снадобья. Другие лежали или сидели на покрытых простынями матрасах и ящиках. Недалеко от входа недвижимо лежал тот, которого девушка почувствовала, выйдя из убежища. Рядом с ним стояли Ренвальд, измазанный сажей и чужой кровью, и женщина, в усталом и сильно осунувшемся лице которой я узнала заведующую кафедрой целительства Далану. Они что-то говорили об умирающем. Ренвальд говорил о его важности и необходимости его спасения. Но целительница бессильно разводила руками. Странно, подумала я, мне казалось, что я видела уже всех сильнейших магов Школы, когда те под разными предлогами заглядывали на мои занятия, а этого человека не знаю. Хотя трудно было узнать кого-то в этой кровавой маске. Половина лица была обожжена и как-то странно ввалилась, будто в мягкий пластилин ударили чем-то, и осталась вмятина. Окровавленные руки лежали по бокам на кое-как брошенном черном плаще, который даже не удосужились снять, и с которого медленно капала на пол кровь. Удивительно, как до сих пор в нем держалась жизнь. И целительница пыталась доказать это ректору — спасти того, кто уже переносит через грань вторую ногу, собираясь покинуть мир живых, не под силу, увы, даже нескольким сильнейшим магам Школы сразу.

Когда я вошла, меня никто не заметил. А я как можно быстрее, хотя мне едва удавалось передвигать ноги, шла к тому, чья жизнь утекала из тела широким буйным ручьем, угрожающе звенящим в ушах. Никто не должен умирать за меня. ИТУ уже унесло достаточно жизней, там, в Остопусе, в дальнейшем пути его до меня, и теперь… А ведь сколько мертвых могло остаться на стенах, кого уже бесполезно было нести к целителям. И все они — всего лишь дети и их учителя. Этот человек обязательно должен был выжить. За всех них.

Я подошла к нему. За время небольшого перехода от двери до импровизированного ложа, которые показались мне вечностью, я обдумала всё, что буду делать. Об этом я прочла в одной из книг школьной библиотеки. По сути, книга была ненаучной, и не содержала каких-то особых магических формул, потому не была популярна среди учеников. И хранилась здесь лишь для коллекции. Это даже были скорее легенды. Но вдруг подействует? Все равно большего я сделать не смогу. Я уже однажды отдала часть сил дриаде, почему не отдать кому-то кусочек своей и без того короткой жизни? Все равно мне придется скоро умереть.

Я склонилась над окровавленным лицом и коснулась губами того места, где должны быть испускающие последние вздохи губы.

— Нет! — услышала я запоздалый возглас целительницы.

— Не подходи к ним! — сквозь застилавший разум туман послышался голос Ренвальда.

— Но она же…

— А так ты убьёшь их обоих. Нельзя прерывать…

Голоса прервались и остались где-то за гранью сознания. А здесь была только я и умирающий маг. Или воин — не важно. Губы мужчины дернулись, будто глотая отданную мной силу. И я почувствовала как сила, словно вода, перетекает к раненому. А он жадно пил ее. Странно, думала я, почему конец прочитанной мною легенды был столь печальным. Грань между жизненной и магической силами почти стерлась. И я чувствовала себя огромным бездонным озером, отдававшим несколько глотков живительной влаги усталому путнику. И эти несколько глотков мне никакого вреда не принесут, более того — вернутся сторицей с первым же дождем. Поэтому я ослабила контроль над передачей силы, и двинулась дальше. Надо было попутно собрать раскрошенные кости черепа, иначе все эти действия будут напрасны, и мужчина станет подобием ожившего зомби. И я, словно мозаику составляла белые кости, возвращая на место суставы и разорванные мышцы, пытаясь не думать о том, как вообще это все получается, чтобы не сбиться.

Человек перестал пить мою, и я с удовольствием отметила, что по-прежнему чувствую себя, вопреки предсказанному, наполненным до краёв озером. Биение сердца раненного выровнялось, и уже напоминало стук сердца спящего человека. Я разрывала одну да другой связи, и наконец, оторвалась от его губ. Когда я поднималась, мужчина на пару мгновений открыл глаза, оказавшиеся темно-карими, и едва шевельнул губами, будто силясь что-то сказать. Но тут же вновь провалился в беспамятство, на этот раз ничем не угрожающее.

— Теперь ваши жизни связанны, ему придется следовать за тобой, — угрюмо констатировала целительница.

— Нет, если вы ему не скажете. Все равно мне не долго… — я стерла тыльной стороной ладони с губ чужую кровь, во рту ещё чувствовался её солоноватый привкус. — Я должна уйти. Это не правильно, что я подвергаю ваши жизни опасности.

Ренвальд вздохнул. Как бы то ни было, какие бы он цели не преследовал, оставляя меня подле себя, с тем, что всё произошло по моей вине, вернее по вине устройства, хранимого мною, он признавал. И сам он отчасти был виноват тоже — в том, что вовремя не отпустил меня.

Уже через полчаса для меня была собрана провизия, сменная одежа, и сумки со всем этим навьючены на резвого тааки. Я вновь облачилась в свой изрядно потрепанный земной наряд и вышла на задний двор, куда еще не дошёл бой. От стены уже слышался треск проламываемых ворот — медлить было нельзя. Я села на приготовленного тааки, и в последний раз оглянулась на ректора, пришедшего проводить меня.

— Прощайте, — первой сказала я. — Я постараюсь увести их.

— Они тебя поймают.

— Ну пока еще не смогли. И наверное, вы можете потребовать, чтобы маги восстановили то, что разрушили.

— Конечно, — он улыбнулся, хотя и с грустью. — Прощай. — И направился во двор, чтобы помочь обороняющимся и через время, когда я уже будет достаточно далеко, впустить нападающих и показать, что осада была затеяна зря.